Шрифт:
Закладка:
Но тут Головочёс оглядел заснеженный пейзаж. Он почесал голову, уставился на то, что застряло у него под ногтями, и пришёл к тревожному выводу: «А они знают, где сейчас находятся Рагс и другие гоблины?»
Гоблинские воины в замешательстве уставились друг на друга. Они чесали головы, чесали задницы, пинали снег и беспомощно пожимали плечами. Спустя несколько секунд все они сошлись во мнении. Они заблудились.
Все взгляды обратились к Ворчуну. Тот раздражённо завочал. Ворчун был грузным хобом: одним из тех, кто был почти так же широк, как и высок. Он не был атлетичным Гареном с человеческим телосложением, но его вес помогал в ему бою, позволяя орудовать топором так, что он буквально размазывал противников. И его размеры также придавали ему уверенности в подобные моменты.
Подумав несколько секунд, Ворчун указал пальцем. На этот раз не в случайном направлении… он указал туда, откуда они пришли.
Лискор. Вот то место, где они должны были быть. Именно там в последний раз были Рагс и остальные… они могут быть там. Гоблины были уверены, что даже с их жалкими способностями к чтению следов они наверняка заметят следы передвижения стольких гоблинов.
Все гоблины согласились. Они отправятся в Лискор. Менее чем через час они нашли главную дорогу, ведущую на юг, и прошли несколько часов на север, прежде чем осознали свою ошибку и незаметной тенью вышли на дорогу, ведущую на юг.
Они собирались воссоединиться со своим племенем. Проблема заключалась лишь в том, что никто из гоблинов в группе не знал, что Рагс, Гарен и все гоблинские племена в округе уже давно отправились на север. Далеко на север, в окрестности Инврисила. Группа гоблинов шла не в том направлении.
Но они этого не знали. Они чувствовали себя уверенно, и только это имело значение. Так было до тех пор, пока они не увидели других гоблинов, шедших по дороге им на встречу.
***
Это история одной девушки. У неё было имя. Но у неё не было слов, чтобы его кому-то сказать, даже если бы её стали слушать. Она потеряла способность говорить. Она потеряла семью и всё остальное.
До этого… у неё была жизнь. Она была [Флористом]… необычный класс, но она смогла его взять, потому что её город был красивым и мирным. Эстхельм был счастливым городом.
А потом пришли гоблины. Девушка помнила только хаос и крики, когда все бежали. Она пыталась найти свою семью, убежать, но улицы были полны тёмных фигур, и гоблины…
Они пришли и ушли, оставив после себя сожженный город. Девушка пережила пожар, и она была одной из первых, кто увидел свой разрушенный дом.
Эстхельм был уничтожен за одну ночь. Остались только…
Обломки. Разрушенные здания. Лабиринт из обвалившейся кладки и тоннелей домов, во тьме которых лежали погребённые мёртвые. Пустые души блуждали по руинам, охотясь друг на друга.
Если бы она нашла свою семью, она могла бы уйти с ними. Но помощь не пришла, и девушка оказалась запертой в городе. Гоблинская армия ушла… оставив на улицах бесчисленное количество своих мертвецов. Гоблины убивали в основном себе подобных и просто ограбили город. Возможно, кто-то назвал бы это милосердием.
Но не она. И не выжившие. Напротив, те, кто выжил после нападения гоблинов, вскоре осознали весь ужас того, что они сделали. Монстры забрали товары, разграбили ценности и украли еду. И теперь на останках своего города, более половины оставшегося населения, начали рвать друг друга на куски за те объедки, которые им удавалось найти.
Смерть от меча или огня была бы гораздо более милосерднее. Девушка пыталась найти свой дом, а после найти магазины с едой… но ничего не нашла. На её глазах отчаявшиеся мужчины и женщины убивали друг друга за мешок зерна, пока она бежала.
Теперь она сидела в тёмном разбитом помещении, которое когда-то было чьим-то домом, и смотрела на потолок, державшийся на рухнувших опорах. Пусть строение могло рухнуть в любой момент – ей было всё равно. Забвение было предпочтительнее того, с чем она столкнулась.
Голод. Она была так голодна. Это были уже даже не слова, а непреодолимое желание что-нибудь съесть. Хоть что-нибудь.
Прошло шесть дней. Шесть долгих дней с тех пор, как Эстхельм сгорел. Чистые волосы девушки стали грязными. Черты лица исхудали. Её желудок разъедал тело. Она была так голодна.
И всё же… она не могла найти никакой еды. Теперь она сидела, уставившись на единственную съедобную вещь, которую смогла найти. Но это было слишком ужасно. Она отвернулась и легла у разрушенной стены, пытаясь умереть. Пытаясь игнорировать кошмарную мысль в своём сознании.
На седьмой день она посмотрела вниз на труп. Даже мухи его ещё не нашли. Кто бы это ни был – мужчина или женщина – он сгорел до неузнаваемости. Его кожа почернела. И всё же…
Запах. Он был тошнотворным, ужасающим. Вонь жжёной плоти должна была заставить её отвернуться, блевать. Но сейчас от этого запаха её рот наполнялся влагой. Её желудок урчал. Девушка пялилась на тело, одержимая ужасным желанием.
Голод. Она была голодна.
Она не могла. Она лучше умрёт. Но когда девушка дошла до входа в своё тайное убежище, то увидела, что находится снаружи. Банды мужчин… хватающие девушек, устраивающие драки друг с другом. Она в ужасе взглянула на это и отступила в свой закуток, закрыв уши, чтобы не слышать криков.
На восьмой день она пялилась на труп. Она заставляла себя не прикасаться к нему. Она смотрела в пол. Она смотрела на свои руки, потрёпанные, грязные. Она пыталась сказать себе, что этого никогда не случится.
Голод.
Но что-то тёмное сидело в её теле. Оно ползло к свету и истекало слюной в безумии её разбитого сознания. Когда она услышала крики снаружи… нечеловеческие и звериные, она улыбнулась и неудержимо рассмеялась, хихикая в тишине своей ямы.
А на девятый день она съела тело. Оно сгнило, и плоть была…
Она рвала и кусала, словно животное, потеряв всякий рассудок. Единственное желание, которое сейчас для неё существовало – это желание есть.
Она была настолько голодна, что ей было больно. Но она ела, ела и…
И тогда это случилось. После того как её вырвало; после того как она, рыдая, продолжала есть, позволяя чудовищу в своей душе взять верх; ночью, когда она заснула,
