капиталистических методов, для которых эксплуатация национальных полезных ископаемых важна лишь с точки зрения прибыли, то есть так называемой рентабельности. Но эти полезные ископаемые надо добыть — так или иначе, поскольку при этом важно или должно иметь решающее значение не то, может ли какой-то капиталист на этом заработать, а увеличивается ли национальная экономическая сила. Только это является задачей, для которой, естественно, решающим фактором остается только возможность повышения общего благосостояния»[1148].

Успех национал-социалистической экономической политики Гитлер объяснял, в первую очередь, государственным руководством экономикой: «Но для этого необходима была организация работы, вынуждающая каждого отдельного человека ставить интересы сообщества выше своих собственных. Тут национал-социалистическое государство действовало беспощадно. Только так для нас было возможно обеспечить в нашей экономике единое руководство, в результате приведшее к мощным достижениям, которые идут на пользу всему народу»[1149].

Мнение Гитлера о том, что положительные результаты нацистской экономической политики объясняются главным образом государственным руководством экономикой, разделяется сегодня и историками экономики. Карл Хардах пишет, например: «Что национал-социалисты были в состоянии выполнить свою обширную программу вооружения без существенной девальвации[1150] и сколько-нибудь заметного отрицательного влияния на уровень жизни масс, было возможным, поскольку они, не следуя заранее составленному плану, из года в год шаг за шагом преобразовывали то, что еще оставалось от германской рыночной экономики, в экономику управляемую»[1151].

Идущая рука об руку с реализацией принципов плановой экономики тенденция бюрократизации имела, правда, место и в Германии, но, пишет Хардах, «связанная экономика [т. е. централизованно управляемая. — Ред.] могла во многих отношениях не стыдиться сравнения с другими экономическими системами того времени. Национал-социалисты надеялись достичь гармонического соотношения между адаптивной способностью и стабильностью экономики за счет частичного планирования и продолжающегося использования механизма цен в качестве экономических средств руководства. Принижение их требующего много времени поиска нового экономического порядка и необходимого экспериментирования как бессмысленных и несистематических попыток кое-как перебиться[1152] связано с непониманием их намерений и объективных возможностей. Отвращение и презрение к политическим и социальным базовым принципам национал-социалистов не должны делать невозможным бесстрастный и свободный от предрассудков анализ их экономической системы. Они не считали уместными ни тотальное централизованное планирование по советскому образцу, ни рыночную экономику западного типа, а выбирали без догматических сомнений из инструментов экономической политики по потребности то, что казалось полезным для их целей». Мы можем согласиться с этой точкой зрения, но с одним важным ограничением: формулировка, согласно которой нарастающее вытеснение принципов рыночной экономики осуществлялось без «заранее составленного плана», а национал-социалисты не догматически пользовались в каждом случае соответствующими полезными инструментариями, могло бы привести к ложному выводу, что нацистская экономическая политика была совершенно прагматичной и свободной от идеологии. Но это совершенно не соответствует действительности. Скорее она отличалась внутренней логикой, с которой экономическая реальность все больше революционно преобразовывалась на принципах гитлеровских экономических воззрений. Основание новой экономической системы, которая, как правильно формулирует Хардах, «должна была стать альтернативой капитализму и коммунизму и не означала ни рыночную экономику, ни тотальное планирование»[1153], относилось к самым важным целям революции, к которой стремился Гитлер.

С другой стороны, нужно учитывать, что такая экономическая система была до того времени так же мало опробована, как революционизирующие экономическую теорию выводы Кейнса и других. Поэтому практический опыт этой экономической системы, со своей стороны, влиял на экономические воззрения Гитлера, и он все больше приходил к убеждению, что только централизованное планирование и государственное вмешательство могут решить проблемы экономической жизни.

В беседе с итальянским министром юстиции Гранди 25 ноября 1940 г. Гитлер критиковал государственное руководство в демократиях: «Оно же, собственно, не работает, а отдает все гражданской инициативе и экономике. Из-за этого проблемы не только не решаются, а прямо-таки игнорируются»[1154]. Во время застольных бесед 27–28 июля 1941 г. Гитлер сказал: «Разумеется, осмысленное использование сил народа может быть достигнуто только плановостью экономики сверху»[1155]. Примерно две недели спустя он заметил: «Что касается плановости экономики, мы находимся еще в самом начале, и я представляю себе строительство всегерманского и европейского экономического порядка как что-то невыразимо прекрасное»[1156]. Особое значение имеет высказывание о том, что относительно плановости экономики мы стоим только в самом начале, поскольку оно показывает, что Гитлер — и на период после войны — вовсе не думал об отказе от государственного вмешательства, а, напротив, хотел расширять инструментарии государственного руководства экономикой.

5 июля 1942 г. Гитлер высказал за столом мнение, что если германская экономика до сих пор справлялась с бесчисленными проблемами, «то это не в последнюю очередь связано с тем, что руководство народным хозяйством все больше становилось государственным. Только так было возможно продвинуть общегерманскую цель относительно интересов отдельных групп. И после войны мы не сможем отказаться от государственного управления экономикой, поскольку иначе каждый круг интересов думает исключительно об исполнении своих желаний»[1157].

Отношение Гитлера к советской экономической системе также, очевидно, все больше менялось от сильного скепсиса к восхищению. Начатки положительного взгляда на плановую систему экономики обнаруживаются, как мы показали, уже в памятной записке к Четырехлетнему плану 1936 г. С другой стороны, еще в беседе с Геббельсом 14 ноября 1939 г. он, например, очень критически высказался о советской экономической системе, которую упрекал в чрезмерной централизации, бюрократизации, удушении частной инициативы и неэффективности[1158]. Менее чем три года спустя Гитлер решительно защищал (в застольной беседе 22 июля 1942 г.) советскую экономическую систему и даже так называемую «стахановскую систему», смеяться над которой «невероятно глупо». «И Сталина нужно обязательно уважать. В своем роде он гениальный парень! Свои образцы, такие как Чингисхан и так далее, он хорошо знает, а его экономическое планирование настолько всеобъемлюще, что уступает, наверное, только нашим четырехлетним планам. Для него не подлежит никакому сомнению, что в СССР, в противоположность капиталистическим государствам, не было безработных»[1159].

До сих пор исследователи не обнаружили, что экономические воззрения Гитлера, а именно его убеждение в превосходстве плановой системы над рыночной системой, в основном определялись впечатлением от превосходства советской экономической системы. Восхищение Гитлера советской экономической системой подтверждается и заметками Вильгельма Шейдта, который, будучи адъютантом Шерффа, уполномоченного Гитлера по вопросам военной историографии, и членом группы ставки фюрера, имел тесный контакт с Гитлером и иногда участвовал в «обсуждениях положения». Шейдт пишет, что Гитлер пережил «обращение к большевизму». Из замечаний Гитлера, пишет Шейдт, можно было почувствовать следующие реакции: «Прежде всего, Гитлер был в достаточной степени материалистом, чтобы заметить, во-первых, мощное достижение СССР в области вооружений в связи с сильной, крупномасштабной и тотальной экономической организацией». Удивление Гитлера, охватившее,