Шрифт:
Закладка:
Я сглотнул.
– Точно. Пожалуй, мы…
Я умолк: спину пронзило холодом, и этот холод не имел никакого отношения к движению молекул.
Мне было знакомо это чувство. Я уже испытывал его в окружении злобных призраков, пребывая в состоянии полутрупа. Это зловещее, крайне неприятное ощущение сопровождало их, как тепло – живые тела.
В физическом мире это не имело большого значения. Призраки в основном не могут взаимодействовать с вещественными объектами, а если и могут, то лишь специфическими, ограниченными способами. Но мы находились не в физическом мире. Мы находились в Небывальщине, и здесь духовные существа могли оказаться столь же реальными и смертоносными, как и физические враги, а то и более опасными, чем последние.
На самом деле, учитывая, сколько кошмарных монстров укокошили многочисленные греческие герои, Аид обладал очень, мягко говоря, неприятной стражей. Наверное, он единственный во всей вселенной мог отдать приказ: «Выпустить кракена!» Но с чего им набрасываться на нас? Он же пожелал мне удачи. Да, не стал вмешиваться, но…
Я посмотрел на шевелящиеся губы изваяний и поморщился.
– Вот дерьмо!
– Что? – спросил Майкл.
– Думаю, сработала автоматическая сигнализация, – сообщил я. – И теперь к нам движется армия опасных духов.
– Тогда нужно уходить.
– Причем быстро. Забираем Грея и сматываемся.
Мы направились к Грею – Майкл мог в лучшем случае передвигаться трусцой, – но не успел я сделать и десяток шагов, как за моей спиной раздался яростный вопль.
– Дрезден! – рявкнула Ласкиэль ртом Эшер.
Оглянувшись, я увидел фигуру с пылающими пурпурными глазами, поднимавшуюся из маленькой преисподней, в которую превратилась витрина с церковным облачением. Ласкиэль уперлась ногами, вдохнула – и языки пламени внезапно опали, приобрели тот же мерзкий пурпурный оттенок, что и ее глаза. В атмосфере запахло серой.
– Вот дерьмо! – снова выдохнул я.
И копье Адского Огня понеслось в мою сторону.
Глава 46
Времени рассуждать не было. Я действовал инстинктивно.
Я не мог защититься от Адского Огня, демонической разновидности Огня Души. Адский Огонь многократно повышал разрушительный потенциал магии. Я пользовался им, когда тень Ласкиэли обитала во мне. Будь у меня мой последний защитный браслет, я бы отразил большую часть удара, но даже этого оказалось бы недостаточно.
Зимой на Адский Огонь не ответишь. Если я выставлю против него лед, возникнет пар, Адский Огонь пройдет насквозь и полетит дальше. Результат будет тот же, только я сварюсь, а не поджарюсь.
Пару раз в жизни мне удавалось открыть перед собой портал достаточно быстро, чтобы увести нападавших на меня в Небывальщину или в какое-нибудь место в мире живых. Но здесь, в надежно защищенном хранилище, я не мог этого сделать – мне пришлось бы выбраться за пределы первых врат.
С огнем вообще трудно работать. Тем более с Адским – остановить его практически невозможно.
Поэтому я даже не стал пытаться.
Я перенаправил его.
Поднял посох правой рукой и начал вращать перед собой, рисуя цифру восемь, пропуская сквозь него волю, добавляя Огонь Души против Адского Огня Падшего ангела, а потом выкрикнул:
– Ventas cyclis!
Завывающий ураганный вихрь вырвался из моего посоха и закрутился столбом, когда Адский Огонь достиг его. Вспышка света, оглушительный грохот, резкий запах озона – две диаметрально противоположные энергии столкнулись и вступили в схватку. Ветряная воронка подхватила струю свирепого огня и отклонила к далекому потолочному своду сокровищницы, превратившись во вращающийся гейзер, который извергал сверхъестественное пламя.
Чтобы поддерживать этот ветер, требовались колоссальные усилия, но хотя огонь прошел всего в нескольких футах, поток исходившего от меня ветра не дал жару сварить мое тело заживо. Основная мощь удара пришлась на верхнюю часть пещеры, пламя плескалось там, танцевало, ходило огромными круговыми волнами. Это было невероятно красиво.
Когда последняя струя огня ушла вверх, Эшер была вне себя от разочарования. Я отпустил заклятие ветра, но продолжал медленно вращать посох, готовый при необходимости отразить новый удар. Эшер по-прежнему переполняла ярость, которая подпитывала ее пламя.
– Не делай этого, Ханна! – крикнул я. – Тебе меня не победить. Тебе это не под силу.
– Наглый сукин сын! – огрызнулась она. – Мне все под силу, Страж! Боже, а я, дура, думала, что ты не такой, как они.
– Да, я не такой. Отступись. Уйди. Я тебя отпущу.
Она недоверчиво усмехнулась:
– Самомнение Белого Совета не знает пределов, да? Думаешь, вы там можете решать, кому жить, а кому не жить? Думаешь, все должны соблюдать ваши правила?
– Правила существуют не ради правил, Ханна, – сказал я. – И в глубине души ты это знаешь. Речь сейчас не о законах магии и Белом Совете. Речь о тебе и обо мне – и о том, выйдешь ли ты отсюда живой. – Я попытался смягчить голос, чтобы он звучал не слишком тревожно. – Тварь внутри тебя управляет твоими эмоциями. Управляет тобой. Она может показывать тебе настолько правдоподобные иллюзии, что без чародейского Зрения ты не узнаешь правду. Она тебе об этом говорила?
Эшер молча смотрела на меня. Я даже не был уверен, что она меня слышала.
Проклятье! Если Ласкиэль искажает ее восприятие, она вполне могла не слышать меня.
– Как долго ты владеешь ее монетой? Две недели? Месяц? Я прав?
– Не воображай, будто знаешь меня, – был ее ответ.
– Ты права, я тебя не знаю, – согласился я. – Но я знаю Ласкиэль. Когда-то эта монета принадлежала мне. Она годами обитала в моей голове. Я знаю, как она искажает вещи.
– Она этого не делает, – ответила Эшер. – Во всяком случае, у меня. Она дала мне силу и знание. За несколько недель она рассказала мне о магии больше, чем любой чародей за всю мою жизнь.
Я покачал головой:
– Огненная магия завязана на страсти, Ханна. И я знаю, что в тебе накопилось огромное количество ярости. Но ты должна мыслить шире. Ласкиэль не сделала тебя сильнее – она просто подпитывает твой гнев, чтобы разжечь огонь. Ничто не дается даром.
– Ты боишься, Дрезден. – Эшер невесело усмехнулась. – Признайся. У меня есть доступ к опасной силе, и ты боишься того, что я могу сделать, прибегнув к ней.
Этими словами она продемонстрировала основополагающую разницу между нами.
Я любил магию саму по себе. Эшер – нет.
Искусство – тяжелая работа, иногда скучная, иногда болезненная, но я люблю его. Я