– Я не знаю.

– Скажи – вряд ли Господь нас еще сведет. Если князь Урусов отправит их к родне в Ногайскую Орду, то и подавно больше не встретимся.

Зульфия перевела, но князя назвала его прежним именем – Урак бин Джан-Арслан.

Больше говорить со спасенным толмачом было не о чем – разве что пожелать ему выздоровления. И более того – подьячий видел, что он этим людям более не нужен. Они нашли друг друга, они вместе, они скоро забудут о всех своих бедах. Немного обидно – хотелось бы более горячей благодарности. Но и так получилось неплохо…

Потом, допрашивая Петрушку Корноухова и отбирая сказки у мужиков, видевших второго вора, подьячий то и дело замолкал: он никак не мог отвязаться от застрявшей в памяти картинки, от переплетенных пальцев мужчины и женщины.

В санях было тесновато – связанный и рычащий от боли Петрушка, двое ярыг, Деревнин да еще Зульфия. Ехали чуть ли не все в обнимку. Потому, добравшись до Китай-города, подьячий с саней сошел и, взяв с собой татарочку, стал высматривать извозчика. Сани же он отправил на Земский двор – Тимошка и Ивашка сами исправно сдадут пленника в тюрьму.

Деревнин не желал попадаться на глаза стрельцам, сторожившим воеводу. Он отпустил Зульфию, чтобы сама добежала до ворот. А сам, оставшись в извозчичьих санях, следил издали – не вздумает ли кто обидеть девку. Но стрельцов, сдается, уже отозвали.

Подьячий не знал: пока он ездил за Петрушкой Корноуховым, в палатах боярина Годунова состоялась важная встреча.

Накануне вечером был к воеводе Ораз-Мухаммаду человек от боярина Годунова. Боярин звал к себе – и вряд ли ради богатого угощения.

– Я могу многому тебя научить, но меня к Барс-хану не звали, и эту беседу ты должен выдержать сам, – сказал Кадыр-Али-бек.

– Что сделано – сделано, я ни о чем не жалею и Бакира никому не отдам, – ответил воевода.

– Вряд ли у тебя это потребуют. Скорее тебя вынудят оставить всякие попытки сговориться с Кул-Мухаммадом и уехать к нашему хану. Меня туда не зовут, я не смогу все сделать сам, как в столовой палате князя Гагарина. Я могу только весь вечер провести с тобой в твоей юрте и вспомнить все, что имеет отношение к посольству. А знаем мы уже немало…

И они провели весь вечер за разговорами, предполагая все, что могло бы прийти в голову всевластному боярину.

На следующий день в указанное время Ораз-Мухаммад богато оделся, велел нарядиться и своей свите, а также оседлать лучших лошадей. Он выехал во главе небольшого, но готового к любым действиям отряда, и на голове у него был лисий тымак его отца.

Боярин Годунов ждал его в той самой светлице, где принимал гостей по-свойски.

– Садись, Ораз Онданович, – первым делом предложил он. – И не беспокойся, я тебя ни о чем спрашивать не стану. Мне уже и стрельцы многое донесли, и иные люди. Ты молод, Ораз Онданович, кровь у тебя горячая. Сперва натворишь бед, потом думаешь, к добру ли это. Ну да ладно. Станешь опять проситься к своему Тауекель-хану?

Ораз-Мухаммад ушам своим не поверил.

– А отпустишь ли?

– Вот гляди. Я со своими людьми вчера весь вечер послание хану составлял. Потом хороший писец перепишет эту грамоту, государь руку приложит, печати прилепим и отдадим послу Кул-Мухаммаду. Читай, Ораз Онданович.

Ораз-Мухаммад взял лист и быстро пробежал взором ровные строчки.

– Ты отпускаешь меня к Тауекель-хану? – спросил он. – И взамен просишь ханских детей в аманаты?

– Не я, государь отпускает. Но при условии – иные просьбы Тауекель-хана государь не удовлетворит. Помощи хану в походе против Бухары и хана Абдаллы не даст. И оружия огненного боя также не даст.

Ораз-Мухаммад задумался. О такой ловушке его предупреждал Кадыр-Али-бек, они только не думали, что дверцу в ловушку боярин Годунов распахнет сразу.

– Но моему хану требуются пушки, – сказал он. – Иначе война затянется.

– Твоему хану требуется Бухара, а ее можно взять и без пушек, – возразил боярин. – Государь решил так: если давать пушки и пищали киргиз-кайсакам, то их начнут требовать и ногайцы, и калмыки, и башкиры, и Бог весть кто еще. В ваших краях начнется сущее светопреставление.

– Я понял. Пушки должны быть у того, кто пойдет на наши земли, если захочет, и покорит их, потому что самые смелые батыры бессильны против огненного боя, – ответил Ораз-Мухаммад.

– Никто не собирается воевать ваши земли. И ты, Ораз Онданович, не сумеешь сейчас обменять себя на пушки с порохом. Но я могу предложить тебе то, что может понравиться. Хочешь, я отдам тебе Касимовское ханство? – вдруг спросил боярин. – Оно сейчас невелико, но это будет твоя вотчина. Ты из потомков Чингисхана, ты должен иметь свое ханство, а не служить в чужом войске, пусть даже воеводой большого полка. У тебя там уже есть поместье на берегу Оки, так пусть все станет твоим.

– Я знаю про это ханство, – ответил Ораз-Мухаммад. – Покойный царь истреблял в нем ислам, люди стали уходить оттуда. Ты предлагаешь мне занять престол, вокруг которого – пустые земли?

– Покойный царь много причудливых поступков совершил. Но я не стану досаждать твоим татарам и твоей мордве. Пусть живут, как знают, а ты будешь касимовским ханом, Ораз Онданович. Ты сможешь возродить это ханство. Подумай – не каждый день воевода, которому всего двадцать три года, получает такие предложения. А поскольку Касимовское ханство под рукой русского царя, то у тебя там будут пушки.

– В обмен на это я должен отказаться от службы моему хану?

– Да ведь ты уже не первый год служишь московскому государю. Честно служишь, что не обо всех наших князьях можно сказать… Бери Касимов-городок! Там у тебя будут свои беки и мурзы, там при тебе будет твой Кадыр-Али-бек, женщины твоей семьи. Ты выдашь замуж сестер и обретешь союзников.

– У меня есть свое государство, – сказал Ораз-Мухаммад. – Оно принялось расти еще при хане Хак-Назаре, оно расширило свои пределы на восток, на запад, на север. Нам нужен юг. Мой хан Тауекель хочет вернуть наши южные земли. Если это удастся – дружба с ним будет