Шрифт:
Закладка:
Бегом поднявшись на третий этаж здания НКВД, Чен решил не заходить в отдел, а сразу направился в кабинет начальника Особого отдела. Как он и ожидал, Заманилов уже был там и сидел с самым расстроенным и растерянным видом, какой только можно было представить.
Чен постарался коротко и четко изложить свои мысли. Начальник отдела по своей привычке, знакомой половине сотрудников Главного управления госбезопасности, прежде чем ответить, закурил папиросу и сделал несколько глубоких затяжек.
– Хорошо, Чен, со всеми вашими соображениями я согласен. Ничего нового в них нет, но выглядит гладко. Виноваты в этом провале вы сами.
Марейкис согласно опустил голову.
– Да, вы сами, капитан Заманилов и я тоже. Теперь ситуацию надо исправлять. Где сейчас могут находиться эти женщины?
– Думаю, что в посольстве, товарищ комиссар. Уверен даже.
– Хорошо, что в посольстве. Охрана там наша. Мы же их можем вытащить оттуда так, чтобы они не пикнули? А, Марейкис?
Чен вздохнул.
– Что вы пыхтите, как девица на выданье? Сможем или нет?
– Никак нет, товарищ комиссар, не получится.
– Почему?
– Время. – Марейкис глазами указал на напольные часы в углу кабинета. – Не позже чем через час, а я думаю, что раньше, за ними должен приехать Курихара. Он заберет их с собой – и к поезду. На вокзале они встретятся с Ватануки. Едут в соседних купе. Ватануки – с женой. Курихара – с женщинами.
– Что значит «заберет» и как это он с ними едет? Остановить и высадить!
– Не можем. Полагаю, два огромных чемодана, еще ранней осенью присмотренные Курихарой в ЦУМе и вчера там выкупленные, предназначаются как раз для Любови и Марты Вагнер.
– Он что же, в чемоданы их упакует? Целыми или по частям? – ехидно поинтересовался Заманилов.
– Уверен, что в чемоданы и, конечно, целыми. До той поры, пока они не пересекут государственную границу, японцы будут охранять их неусыпно и твердо. У Ватануки наверняка есть оружие, он может снабдить им и Курихару. В их решимости применить его, у меня лично сомнений нет – слишком высоки ставки.
– Что получается? – мрачно спросил начальник Особого отдела, гася папиросу в груде переливающихся за края пепельницы одинаковых окурков.
– Получается, что из посольства мы их достать не успеем. Времени мало на проникновение и на поиск. Я не знаю, где именно они находятся, а они наверняка затаились, потому что прекрасно понимают: сейчас для них самый опасный момент. После того как их заберет Курихара и запрет в чемоданы, они опять окажутся для нас недоступны. В буквальном смысле вытащить их оттуда у нас способа нет. Опять же, уверен, что Ватануки такую вероятность просчитал и передал Курихаре дипломатические печати, чтобы тот опечатал их как груз с дипломатической почтой. Да и машина – посольская. Права досматривать ее у нас нет: международный скандал.
В кабине повисло тяжелое молчание. Наконец, комиссар встал из-за стола и повернулся к висевшему в простенке между окнами портрету Дзержинского.
– Ну хорошо… Хотя ничего хорошего в этом нет. Вытащить этих двоих… – комиссар скривился, – прямо из посольства мы не можем. Досмотреть машину тоже, тем более что стопроцентной уверенности, что женщины в чемоданах, у нас нет. Далее они попадают в поезд. Интересно, японцы сами чемоданы потащат?
– Вряд ли. Наймут носильщиков, но… нам это ничего не дает.
– Это верно. Дальше – поезд, и в поезде мы их тоже досмотреть не можем. Ладно… – Комиссар прошелся по кабинету. – Куда они едут?
– Формально поезд берлинский, но, как обычно, идет до станции Негорелое, за Минском. Там пограничный контроль, таможенный досмотр, который наших подопечных не коснется, и пересадка на европейский поезд с узкой колеей.
– Негорелое… – задумчиво протянул комиссар, – это у нас Дзержинский погранотряд. Командир отряда товарищ Шило, Василий Егорович, помню… – И начальник Особого отдела резко повернулся к чекистам:
– Значит, так. Капитан Заманилов, вы сейчас берете мою машину и летите во весь опор на Центральный аэродром. Найдете там старшего лейтенанта госбезопасности Вагенлейтера. Он вас посадит в самолет. Укажет в какой, сядете, надеюсь, сами. Пока будете ехать, я решу этот вопрос. Прилетите в Дзержинский погранотряд. Лету вам, полагаю, часа два. С учетом времени на утряску административных деталей, пусть будет три. Поезд с японцами и беглянками только выйдет еще из Москвы, так что времени на перехват предостаточно.
Обескураженный Заманилов встал с кресла:
– Виноват, товарищ комиссар, я не могу лететь. У меня боязнь высоты, и укачивает меня…
Начальник Особого отдела посмотрел куда-то сквозь капитана и, не отвечая, продолжил:
– Прибудете в Дзержинский погранотряд. Вас там встретит старший лейтенант госбезопасности Шило. Он будет предупрежден. Ваша задача, не руководя им и, по возможности, не высовываясь вообще, помочь осуществить перехват и задержание чемоданов, в которых предположительно находятся японские шпионки. При этом владельцы чемодана должны беспрепятственно окинуть территорию СССР и остаться довольными, что все так кончилось.
– Но ведь досмотр проводить нельзя?
– Нельзя. Поэтому я и запрещаю вам командовать Шилом. Будете наблюдать и помогать. При необходимости переоденетесь в форму рядового бойца погранвойск.
Заманилов беспомощно оглянулся на Чена. Тот стоял навытяжку чуть позади. Комиссар понял.
– Марейкиса отправить было бы правильнее, но он может попасться на глаза японцам. Негорелое – станция небольшая, хотя и интенсивно работающая. Чем черт не шутит, а рисковать нельзя. Поэтому полетите вы. Вы персонально, как и Шило, отвечаете за успех операции. Чемоданы должны быть остановлены и под благовидным предлогом досмотрены. Как – не знаю. Надеюсь на Шило. Он офицер опытный, контрабандисты про него говорят, что от него мешка не утаишь.
– В каком смысле?
Комиссар пристально посмотрел на Заманилова и добавил:
– Я вам лично запрещаю давать указания старшему лейтенанту госбезопасности Шило, но предупреждаю, что в случае, если вы не перехватите чемоданы
