или если в них не окажется при досмотре японских шпионок, вы будете уволены из органов и понесете уголовную ответственность. Думаю, на Соловках вы начнете мыслить продуктивнее. Машина внизу, я распоряжусь. Самолет будет вас ждать.

Комиссар посмотрел на Чена:

– А вас, Марейскис, я попрошу остаться. Сейчас пойдем к генеральному комиссару, вы сами доложите обо всем, что случилось.

Глава 19. Кровь

Генеральный комиссар госбезопасности, начальник Главного управления госбезопасности и народный комиссар внутренних дел Генрих Ягода слушал начальника Особого отдела мрачно, на вытянувшегося в струнку Чена поглядывал неодобрительно, но ни вопросом, ни замечанием рапортовавшего не перебил. Лишь когда доклад был закончен, сухо уточнил:

– Где капитан Заманилов?

– Уже убыл на Центральный аэродром на моей машине.

Ягода поднял трубку телефона, услышал надтреснутый голос секретаря Буланова и приказал:

– Позвоните на Центральный аэродром. Сейчас к ним приедет капитан Заманилов из японского. Остановить. Пусть ждет еще одного пассажира. Ко мне вызвать Синичника из лаборатории. Немедленно. Если он на Мещанской, отправьте машину, но чтобы здесь был немедленно. Потом пусть едет на аэродром и летит вместе с Заманиловым. Оперуполномоченного на аэродроме предупредите от моего имени, чтобы все подготовил. Летчик пусть держит самолет под парами. Летят в Дзержинский погранотряд под Минском. Всё.

Генеральный комиссар положил трубку и посмотрел исподлобья на чекистов. Подумав немного, снова позвонил и приказал соединить с командиром погранотряда, куда должен был прибыть самолет из Москвы:

– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, в ближайшие часы к вам вылетает капитан госбезопасности Заманилов из Главного управления и с ним еще один человек, фамилию которого вам знать не обязательно. Подробные инструкции у Заманилова. Детали операции он вам пояснит, но руководить ей приказываю вам. Коротко сообщаю суть: у следующих в Берлин японских дипломатов есть багаж, в котором среди прочего, числятся два чемодана. Предположительно, в них находятся две женщины – бегущие из СССР японские шпионки. Выпустите их за границу – обещаю вам суд военного трибунала и, как минимум, пять лет лагерей. Если досмотрите багаж так, что это вызовет претензии японских дипломатов, но женщин в чемоданах там не окажется, получите то же самое. Вопросы есть?

Ягода, сдвинув брови, прислушался. Видимо, связь с погранотрядом была плохая. Коротко бросил пару раз: – Да. Да. Нет. Командуете вы. Заманилова переодеть в форму бойца-пограничника. Второго человека – в гражданское, и пусть все время будет рядом. Он не подчиняется никому из вас. Ваша задача ему не мешать. Всё. Желаю успеха, – и положив трубку, Ягода откинулся на кресле, всем видом давая понять, что разговор окончен.

– Разрешите идти?

– Надеюсь, вам обоим не надо объяснять, какую меру ответственности за эту операцию несете лично вы?

– Никак нет.

– Идите.

Круто развернувшись на пятках, чекисты вышли из кабинета и свернули налево по коридору. Навстречу им, ссутулившись и спрятав подбородок в воротник френча, торопился неизвестный молодой человек необычной наружности. Стриженный под машинку, невероятно широкоплечий, он, сцепив руки сзади, как заключенный, смешно, по-птичьи вышагивал ногами, кривизну которых не могли скрыть даже широкие штаны трубами. Не поднимая глаз на встреченных чекистов, он, тем не менее, вежливо и раскатисто поздоровался («Добррое утрро!») и прошагал дальше к кабинету наркома. Удивленные контрразведчики невольно посмотрели ему вслед. Сцепленные сзади руки незнакомца существовали как будто отдельно. Длинные сухие пальцы непрестанно шевелились, обнимая и поглаживая друг друга. Чена передернуло, да и комиссару этот человек явно не понравился. Не глядя друг на друга, они поспешили в отдел.

Дзержинский погранотряд. Несколькими часами позже

Молодой и розовощекий начальник погранотряда Василий Шило производил обманчивое впечатление недалекого и не слишком обеспокоенного вопросами службы весельчака-балагура. Такие обязательно имелись в каждом советском воинском подразделении, но крайне редко это были «отцы-командиры». Измотанному болтанкой Заманилову (а лететь пришлось сквозь низкую облачность, и летчик всю дорогу тихо, но отчаянно матерился, решив уже, что это может стать его последним рейсом) не сразу даже удалось сообразить, кто из встречавших его людей – командир. Петлицы шинелей пограничников были запорошены снегом, вперед сразу выступили двое дюжих бойцов, окутавших замерзших москвичей прихваченными из отряда монгольскими бараньими тулупами, и Заманилов на полчаса погрузился в блаженную негу: конечности оттаивали и потихоньку отступали дурнота и головокружение. Лишь когда машины остановились у здания штаба погранотряда и гостей провели внутрь, капитан сообразил, что маленький, юркий рыжеватый пограничник, непрерывно подшучивавший над промёрзшими до костей гостями, и есть Василий Егорович Шило. Догадаться помогла шутка, то и дело повторяемая весельчаком: «У Шила мешка не утаишь». Правда, кроме самого старшего лейтенанта госбезопасности, никто не то что не смеялся, но даже и не улыбался. Сам он, впрочем, к этому, похоже, давно привык и, как догадался проницательный Заманилов, больше работал на вновь прибывшую из Москвы публику.

В начале пути Дмитрий Петрович попытался разговорить своего неожиданного попутчика, посаженного на борт по приказу самого наркома и даже не представившегося. Чем-то неуловимо отталкивающий даже такого небрезгливого человека, как Заманилов, с очень широкими плечами и отчего-то напугавшими капитана длинными подвижными пальцами, этот человек вроде бы охотно вступил в разговор, но уже через минуту полностью захватил в нем инициативу. Не глядя на Заманилова и все время как будто упираясь подбородком себе в грудь, он вместо знакомства сразу же начал рассказывать о музыке, опере, а потом перешел на стихи. Когда же человек наркома начал читать наизусть лермонтовского «Демона», Заманилову стало совсем худо, и он постарался отключиться, что оказалось непросто из-за пронизывающего холода и неотступной тошноты. В погранотряде неприятный попутчик сразу переставил стул за дверь, в угол кабинета, и примостился там. Несмотря на это, даже когда все отогрелись и уже начали вводить Шило в курс дела, лысый привлекал внимание командира пограничников гораздо больше, чем формально руководивший операцией Заманилов. Шило очень быстро сообразил, кто в этом кабинете действительно главный, внимательно слушал Заманилова, но время от времени бросал изучающие взгляды на его широкоплечего попутчика, пытаясь уловить реакцию любителя поэзии на привезенный из Москвы план. Начальник заставы совсем перестал балаганить, стал серьезен и собран, как и подобает чекисту его высокого – в этих окраинных советских землях – ранга. Ни о каком шиле в мешке уже не вспоминали, и командир лишь короткими вопросами уточнял детали предстоящей операции.