ловким движением выхватил из-под рукава шинели длинное тонкое шило и нанес несколько быстрых ударов в бок чемодана, ближе к тому месту, где сходились крышки, чтобы не оставить заметных сразу следов.

Сменившие широкоплечего и его напарника, переодетые пограничники взялись за второй чемодан. Они с трудом вытащили его из купе, не уронив. Но все же несколько раз ударив по пути об углы. Спускаясь из вагона, они увидели, что первая пара ряженых уронила свою поклажу при спуске и теперь очищает ее от снега. Прикрывавший второй чемодан Шило по-прежнему энергично успокаивал потерявших терпение японцев, не давая им убедиться воочию, что и эта часть багажа будет сброшена с подножки.

Когда японцы спустились из вагона на платформу, Ватануки был бледен, но молчал. Желваки играли на его скулах, руки сжались в кулаки, но внутренних сил еще доставало с лихвой, и он спокойно следовал за пограничниками, уже раскусив их игру. Эцуко семенила следом, опустив голову, и стараясь не видеть и не слышать происходящего. А Курихара совсем потерял лицо и в полный голос орал на Шило, требуя отдать чемоданы, все чаще и чаще срываясь от волнения на японский. «Носильщики» шли вперед по платформе к пропускному пункту, не ускоряя шаг и мерно раскачивая кофры, которые они несли как носилки, по два человека. Вдруг Шило резко остановился.

– Стой! Стоять! Этот… Афанасьич, стой! – Шило поставил на платформу японский чемодан. Носильщики остановились, а он сделал несколько шагов вперед, приглядываясь к дорожке следов.

– Ставь! – махнул рукой командир, не отрывая взгляда от платформы. – Ставь чемоданы на снег!

Курихара рванулся к пограничнику, но тот выпрямился и остановил японца властным жестом. Ватануки спокойно приближался к ним, а Эцуко, шедшая следом, совсем понурившись, по-прежнему не поднимала глаз.

На грязном от следов снегу платформы виднелись мелкие и яркие, как спелая дикая смородина, капли крови. Их было немного, но они уже образовали четкую дорожку, недвусмысленно указывавшую на источник – первый зеленый кофр, который широкоплечий нес с напарником. Ближе к тому месту, где они остановились, капли делались все гуще, плотнее и больше. Сомнений быть не могло: кровь капала из того самого чемодана, который выносили из купе первым. Курихара бросился к нему, но мнимые носильщики встали перед ним стеной, а старший лейтенант госбезопасности Шило повернулся к Ватануки и внятно, четко выговаривая слова, произнес:

– Это ваши чемоданы?

Несколько секунд Ватануки молчал. Курихара метнулся обратно и встал перед ним бледнее снега, что лежал у него под ногами, с замиранием глядя в каменное лицо шефа. Наконец, Ватануки решился и медленно выговорил по-русски:

– Это есть мой багаж. Но его все внутри мне неизвестно. Курихара-кун попросить меня использовать вализа. Я разрешить.

Курихара вздрогнул и отпрянул назад. Шило обернулся к нему:

– Что в чемоданах, господин Курихара?

– Вы не имеете права! Это дипломатический багаж!

– В случае, если у пограничной охраны имеются веские основания полагать, что через границу незаконным образом перемещается запрещенный к провозу груз, я имею право досмотреть багаж.

– Нет! Вы не имеете это права!

– Господин Курихара, из вашего чемодана капает кровь. Вы скажете, чья это кровь? Кто находится в чемоданах?

– Нет! Вы не имеете право.

Ватануки сделал шаг к журналисту и что-то тихо сказал ему по-японски. Тот опустил плечи.

– Господин Курихара, кто в чемоданах? Напоминаю вам, что вашими собственными показаниями и свидетельством господина Ватануки установлено, что багаж принадлежит вам. Вы не дипломат, а журналист. Во всяком случае, по документам, – позволил себе усмехнуться Шило. – Это значит, что я имею право вас задержать в случае обнаружения контрабанды, арестовать и передать органам госбезопасности для проведения дознания. Но, если вы сейчас сами откроете чемоданы, мы будем считать, что их содержимое принадлежит не вам.

Курихара опустил голову и вдруг громко всхлипнул. Ватануки быстро шагнул вперед и неожиданно резко наотмашь ударил журналиста по лицу. Тот вскрикнул. Из его носа на снег брызнули капельки крови, смешиваясь с уже просочившимися до асфальта темными бусинами из чемодана.

Курихара залез в карман и протянул начальнику погранотряда два маленьких ключа. Тот выдохнул, взял их и скорыми шагами направился к тому кофру, из которого текла кровь. Чекисты сгрудились у него за спиной. Шило повернул замок и откинул крышку. Внутри все увидели миниатюрную женщину, одетую в зимнее платье, толстые колготки и кофту. Она лежала на боку, съежившись и повернувшись лицом к замкам, обхватив худые плечи похожими на ветки дерева тонкими руками. Глаза ее были закрыты. Она не дышала. На спине кофта вся уже пропиталась кровью. Кровь натекла и в сам кофр и капала маленькими каплями через дырки, оставленные шилом широкоплечего.

– Второй, – отрывисто скомандовал Шило и шагнул к следующему чемодану. В этот момент Курихара, разглядевший через спины пограничников то, что они обнаружили, с диким ревом бросился на них, стараясь прорваться ко второму кофру:

– Марта! Марта!

Обернувшийся на крик широкоплечий двинулся, как бы пропуская журналиста вперед и тут же обвивая его шею мощной рукой, сдавливая так, что тот сразу обмяк и опустился на снег. Ватануки, который до сих пор молча наблюдал за происходящим, небрежно бросил командиру пограничников:

– Отпустите его. Он приходить в себя. Я с ним буду говорить. Потом.

Шило кивнул широкоплечему, и тот выпустил Курихару. Японец встал сначала на колени, а потом принялся медленно подниматься на дрожащих ногах.

Девушка во втором чемодане тоже не подавала признаков жизни, но крови не было.

– Обморок, – констатировал довольный собой Василий Шило, подзывая своих бойцов помочь ему достать скрючившуюся жертву неудачной контрабандной операции.

– Марта! – снова заорал забытый на мгновение Курихара, и все увидели, как он рванул из кармана пальто маленький женский браунинг. В руке у широкоплечего тут же невесть откуда появился наган, но Ватануки грозно крикнул:

– Дамэ! Прекратить! – И Курихара, собравшийся было выстрелить в командира пограничников, опустил руку, а затем снова поднял ее, поднося пистолет к виску.

– Не на моей территории, – сурово глядя в глаза Ватануки, твердо проговорил Шило, – пусть границу перейдет и там стреляется. У поляков. У меня не надо.

Ватануки стиснул зубы и посмотрел на Курихару. Журналист опустил пистолет и заплакал, роняя слезы на затоптанные сапогами капли