Шрифт:
Закладка:
Уступив мольбам мирзы Шафи и мирзы Абдул-Вахаба, генерал Ермолов согласился положить конец вражде между ним и мирзой Бюзюрком. Великий визирь пригласил посла к себе домой, где находился Каймакам, которого заранее предупредили и который был готов забыть прошлое. «Мы согласились, – писал генерал, – без объяснений и заверили друг друга в дружбе». Шах был очень доволен этим обстоятельством, потому что «сожалел о том, что Каймакам дал мне повод для недовольства».
Генерал Ермолов получал многочисленные приглашения, от которых отказывался. Вместе со своей свитой он обедал у мирзы Шафи; у Низамута Девле, главного казначея страны, губернатора Исфахана и одного из богатейших людей в Персии; у генерал-адъютанта Аллахяр-хана; у Вали Курдистанского, считавшегося вассалом шаха Персии; и у мирзы Абдул-Вахаба.
Желая устроить всеобщий праздник перед своим отъездом, генерал приказал сделать приготовления и подумал, что может пригласить кого пожелает. Но предполагаемое празднество стало настоящим государственным делом. Великий визирь сделал доклад по этому поводу для ознакомления шаха. Монарх разрешил, чтобы оно состоялось, но из списка лиц, которых предполагалось пригласить, некоторые имена были вычеркнуты из-за неравенства их положения с другими, так что вместо сорока или пятидесяти человек было выбрано всего десять или двенадцать. Затем по этому поводу были проведены консультации с высшим духовенством: разрешено ли, согласно Корану, посещать неверного «Мусульмане не могут употреблять пищу, приготовленную Христианами, и потому невозможно было меня посетить; но соизволение Шаха и боязнь оскорбить меня превозмогли совет первосвященников; было решено предложить мне о допущении в мой дом их прислуги, которая бы сама сварила чай, накладывала и резала кушанья». Наконец, праздник состоялся. Все были достаточно сдержанны в еде, но «по окончании приема каждый выбрал кушанье, которое, по-видимому, ему наиболее нравилось, просил, чтобы я приказал принести к ним на дом». Это напомнило мне о практике в России класть фрукты, кондитерские изделия и т. п. в карман после ужина, причем делалось это открыто даже в самых высоких домах.
В доме Низамута Девле к генералу Ермолову отнеслись с величайшим уважением, и хозяин попытался надеть на его палец левой руки чрезмерно большое кольцо. Но генерал отдернул руку и сказал, что таких подарков, да еще преподнесенных подобным образом, он никогда не получал. Хозяин обиделся и во время обеда предложил: если генерал не хочет получить кольцо, то он подарит ему драгоценный камень, «но я расстался с ним, не умевши растолковать ему, что можно отказаться от драгоценного подарка».
За этим рассказом следовала история с англичанином. «Мирза Шафи подарил одному из Английских Посланников перстень, и Англичанин не оскорбил его отказом. Мне, по крайней мере, приятно думать, что Персияне нашли во мне некорыстолюбивого человека, чего не могли сказать об Английском Посланнике, ибо бесстыдно и может быть, даже лживо рассказывали, что он вывез с собой много подарков на большую сумму. Садр-Азам на другой день также прислал мне в подарок жемчуги, но я равномерно и от них отказался».
Договор между Россией и Персией был подписан 27 августа, а на 29-е число был назначен на отъезд посольства. В Персии существовал обычай, что послы или другие влиятельные лица, представленные ко двору, получали почетное одеяние, в котором они появлялись на прощальной аудиенции. «Генерал Ермолов, – писал Коцебу, – заявил, что он не подчинится этому обычаю, так как русский офицер оскорбил бы своего государя, если бы надел другое платье поверх мундира. Шах принял это оправдание и сделал в нашу пользу первое и, возможно, последнее отступление от этикета. Он, однако, прислал ткань, необходимую для пошива таких платьев».
Я не буду следовать за посольством по его возвращении в Тебриз, где генерала Ермолова приняли самым любезным образом и относились к нему с большим вниманием. Он и мирза-каймакам вели себя так, будто они действительно примирились друг с другом. Аббас-мирза поступал с предельной осмотрительностью, достоинством и снисходительностью. В посольстве устраивались обеды, фейерверки и другие развлечения, а также певческие вечера, но лучше было бы обойтись без них, персидское пение, по-видимому, не нравилось русским. «Во время пения высшее искусство состоит в страшном крике. Такова музыка самого Шаха, который удивлялся тому и спрашивал меня, слыхал ли я подобную музыку. Люди, способные восхищаться музыкой Персидской, должны находить мелодию и в криках осла».
В Тебризе произошел неприятный случай. Один французский офицер, Г. Мирше, назвавший себя полковником наполеоновской гвардии и кавалером ордена Почетного легиона, служивший в войске Аббаса-мирзы, не позволил музыкантам посольства поселиться в предназначенном для них доме. По словам Ермолова, он не только пытался выгнать их, но даже нанес одному из музыкантов два удара саблей. Генерал Ермолов сообщил Аббасу-мирзе об этом деле и потребовал удовлетворения. Наследник немедленно заверил генерала, что француз будет наказан. Но когда посол попросил разрешения быть свидетелем этого действия, то понял, что его обманули. Возможно, забыв о своем статусе или действуя по-русски, генерал немедленно послал своего адъютанта и шесть гренадеров взять преступника под арест, а если его не будет дома – ждать. Кроме того, музыкантам, кого он ударил, было позволено применить наказание плетьми. Когда Мирше прибыл в свои покои и снова начал дерзить, то легкий удар поверг его ниц. Затем его раздели и высекли. Его сабля была послана Аббасу-мирзе, тем самым дав понять, что не следует держать на службе такого негодяя. Ответ состоял в том, что его выгонят из города. Сабля, однако, не была принята, тем самым мирза показал свое очевидное и вполне заслуженное неудовольствие незаконным и деспотичным поведением генерала Ермолова. Этот поступок, без сомнения, хорошо запомнился.
Дневник посла из Тебриза в Тифлис содержит мало интересного. Кроме того, нам пора оставить его политикам Европы и Азии и вернуться к нашим путешествиям.
Во время пребывания в Тифлисе наше время было занято осмотром города и посещением интересных объектов, один из которых изображен на заставке к этой главе. Мы также отправились посмотреть соседнюю немецкую колонию. Колонии вюртембержцев получили всяческое поощрение от генерала Ермолова и находились в различных частях Грузии на отведенных им землях, для них были построены дома, они были обеспечены как скотом, так и семенами, а также была оказана помощь деньгами. Говорят, что немцы значительно улучшили состояние сельского хозяйства. Они привозили масло, сыр, овощи и даже пиво на рынок в Тифлисе.
Колония в пригороде Тифлиса, которую мы посетили, казалась процветающей.
