Глава 12

Ирония Богов

Башмаки промокли насквозь и не подлежали сушке — только после тщательной стирки, ибо грязи по пути я насобирала прилично, о чём свидетельствовала длинная дорожка следов на лестничной клетке до самых дверей квартиры, которые я открыла своим ключом. Ещё с порога я почувствовала практически забытый запах, почти забыла, что пахла так сама, и ныне аромат дома вызывал у меня странное чувство неуюта, от которого мелкой дрожью потряхивало всё тело. Всё знакомое было дико. Даже объятия родных.

— Риточка!.. — мама держала меня так крепко, что я не могла вздохнуть.

Её халат почти мгновенно пропитался водой, практически стекавшей с куртки. Папа, появившийся на полминуты позже мамы, топтался рядом, не делая попытки вторгнуться в наше с мамой единство. Заметив это, я высвободила руку и поймала отца за запястье, примирительно его сжав. Слабая улыбка и тихий вздох послужили сигналом, что он действительно согласен со мной — всё хорошо, потому, что я вернулась.

— Мамуль, пап, я устала очень. Я спать пойду, — я освободилась очень осторожно от маминых рук и оглядела себя, — как только ополоснусь. Поем я утром. Хорошо?

Наверное, мой голос действительно был очень усталым — родители молчаливо закивали. Мама, сжавшая руки у груди, грустно хмурилась. Её изучающий взгляд нельзя было не заметить. Она беспокоилась, но, видимо, мой тон успокаивал её или просто не давал говорить. Или она боялась спросить лишнего. Отец, ровняясь скорее на маму, только угрюмо изучал пространство позади меня и изредка косился на телефон на стене.

Оставив рюкзак в коридоре, я юркнула в ванную и первым делом стащила с себя обувь, убрав её в таз. Содержимое карманов куртки было выложено на стиральную машинку, как и всё, что было в карманах джинсов. Скинув всю одежду в другой таз, я закуталась в один из оставленных на крючке халатов в ожидании того, как наполнится хоть немного ванна, и присела на небольшой табурет.

Я дома. Я снова, я наконец-то дома. После стольких унижений, просьб и угроз. Я вернулась, забыв о том, что даже не хотела возвращаться. Всё вокруг ещё помнит меня, да и я отвечаю взаимностью, но лишь тело. Душа вопит от боли и тоски. Если она осталась, — душа. Наверное, осталась, потому, что пустота не могла болеть так невыносимо, щемить и тянуть в водоворот отчаяния. В тот момент я в очередной раз осознала, насколько много потеряла. И всё же я раз за разом вспоминала Маэрора, его последние жесты, слова… Он улыбался. Боги, он улыбался мне! Не ругал, не проклинал, а улыбался, словно это не он хотел избавиться от меня. Гладил меня по лицу…

Я коснулась щеки с такой осторожностью, словно призрачные пальцы нелия всё ещё лежали на ней, словно я этим движением могла их вернуть, но зачерпнула лишь воздуха. Тепло касания сохранилось, но было где-то за пределом моего понимания. Где сейчас тот, кого мне так будет не хватать?..

Позабытая привычка позвала к зеркалу, прямоугольному куску отражающего стекла, подпираемого лакированной рамкой снизу и с остальных сторон удерживаемое вгрызшимися в стену стальными скобами. Тёплая фланель соскользнула с плеч, открыв шею и украшавшую её цепочку с тяжёлым кулоном. При виде тёмной меди звеньев у меня дыхание свело. Позабыв про халат, я вцепилась в висящее на цепочке кольцо, не понимая, каким чудесным образом оно могло оказаться у меня. Вся одежда, в которой меня перебросило к Маэрору, исчезла в небытие, а та, что была раньше — снова на мне. Какого тогда?..

Осторожно сняв украшение, я повесила его на кран у ванной, а сама тихонько забралась в воду. Ожоги, являющиеся после кольца ещё одним из доказательств, что произошедшее со мной действительно имело место, яростно отозвались на прикосновение влаги. Я прикусила губу, но всё равно зашипела сквозь стиснутые зубы.

Мне требуется отдых. Для начала небольшой, но отдых. Может, я даже смогу обо всём забыть. Забыть и забыться, как после дурного, очень дурного сна. Вот только если бы я могла…

А ещё следует научиться держать себя в руках, и постараться убедить себя, что ничего не произошло. Ничего, абсолютно. А тяжёлое кольцо — всего лишь милая безделушка из дурного сна. Настоящая, самая настоящая, но из сна. Вот и пусть остаётся просто симпатичным сувениром.

Кое-как намылившись и даже не пытаясь растирать ожоги, я сполоснула длинные пряди волос. Эта квартира не могла помнить у меня настолько длинные волосы — я никогда не опускала их обычно ниже лопаток, а тут рыжие пряди вились до самой поясницы, если не ниже. Если волосы начнут сечься, будет очень досадно их срезать. Они же как один из кусочков памяти о Маэроре. Какими же они стали красивыми, заблестели, а о длине и говорить лишнее — коса, девичья краса!.. И она нравилась Маэрору…

Расслабиться и улечься в ванной мне стоило немалых усилий. Мысль о том, что это — только первая из многочисленных битв с собой, оказалась горькой и противной на вкус. Видения недавней жизни среди пышности и простора иного мира тянули жилы, заставляя снова и снова вдалбливать себе одну и ту же фразу — «Мне это приснилось. Это был всего лишь долгий и дурной сон». Колечко на цепочке покачивалось из стороны в сторону, всё собираясь замереть, чем старательно опровергало нужную мне мысль. Я злилась на него, а потом успокаивалась, потом расстраивалась, а потом злилась снова, — на этот раз на себя.

Вода остыла вконец, когда я выбралась из ванны и закуталась в полотенце, а после надела халат. Прибравшись за собой, вышла в коридор, обнаружив, что на кухне горит свет и там кто-то приглушенно беседует. Стоило мне заглянуть, как моему взору предстали всё те же мама и папа, сидящие за столом. И, кажется, мама старательно скрывала то, что совсем недавно плакала. В какой-то мере я рассердилась на них, но вскорости простила — они беспокоились обо мне. Я даже сказать ничего не успела, как услышала позади шаги, поэтому стремительно обернулась, отступая в кухню.

— Явилась! — недовольный голос старшей сестры отрезвлял не хуже ведра холодной воды на голову. Даже в своих старых шортах и растянутой футболке и всклокоченными ото сна волосами она выглядела грозно. — Ну, и где ты шлялась последние почти четыре дня? Совсем охамела?

— Привет, Рим. Извини, что разбудила… — примирительно вздохнула я, тщательно стараясь переварить только что сказанное мне. «Почти четыре дня…» —