Нахмурившись, мы с леди Сури подходим к решетке. На фоне запаха кирпича и стоков я чувствую аромат древесных благовоний.

У меня отвисает челюсть, когда мы обнаруживаем, что внутри теснятся пять человек, и их лица смотрят на нас.

― Вульф Боуборн! ― кричит леди Элеонора, толкая леди Руну локтем в живот, пока та сжимает изумрудное ожерелье. ― Вытащи нас отсюда, пока мы не оказались в сточных канавах!

― Клянусь богами, ― бурчит Сури. ― Я приведу солдат.

Сури торопится уйти, а мне приходится подавлять желание рассмеяться, пока я с помощью шеста от флагштока отодвигаю тяжелую решетку и, одному за другим, помогаю им выбраться из их укрытия. Леди Элеонора. Лорд Берольт. Леди Руна. Лорд Гидеон, который, похоже, не очень-то расстроился по поводу смерти своей жены. И, наконец, Бриджит, которая стряхивает грязь со своего фартука, а затем опускает мышь в карман.

― Боги, помогите мне! ― причитает леди Элеонора, привалившись спиной к мраморной колонне. ― Эта эскапада была путешествием по седьмому кругу ада. Я думала, мы застрянем там на несколько дней, набившись, как крестьяне в общественную карету. Не говоря уже о том, что мой мочевой пузырь достиг легендарных размеров.

― Позвольте мне помочь вам дойти до уборной, миледи, ― предлагает Бриджит.

Я ненадолго останавливаю ее. Трудно поверить, что девушка-служанка и мышь спасли жизнь будущей королевской семье Астаньона.

― За это, девочка, твой портрет нужно повесить в бальном зале. Вместе с этой чертовой мышью.

Бриджит застенчиво улыбается.

Я продолжаю:

― А теперь иди. Помоги леди Элеоноре, а потом встреть Сури с солдатами. Будьте осторожны. Опасность еще не миновала. Уходите с арены так быстро, как только сможете.

Лорд Гидеон и леди Руна уходят вместе с ними, больше заботясь о том, чтобы привести в порядок свою помятую одежду, чем о том, чтобы перешагивают через трупы своих подданных.

Лорд Берольт остается. Теперь, когда мы вдвоем, я тихонько достаю из кармана ожерелье Сабины.

Швырнув ожерелье ему в руки, я шиплю:

― Похоже, ты все-таки не смог ее контролировать.

Я ожидаю ярости, поэтому, когда он только ловит его и мрачно усмехается, я чувствую себя так, словно меня лягнул жеребец.

― Напротив, ― говорит он. ― Неудачи ― неотъемлемая часть экспериментов. Теперь я знаю, какие шаги нужно предпринять, чтобы создать более надежное средство для ее приручения. И помяни мое слово, она будет подчиняться мне. У меня большие планы на самку, из-за которой ты стал влюбленным дураком.

Его жестокая насмешка приводит меня в ярость, но не по той причине, о которой он думает. Он может оскорблять меня сколько угодно. Но угрожать Сабине?

Он покойник.

― Запомни мои слова, ― рычу я, ― на твоем столе для экспериментов не будет больше ни одного поцелованного богом человека, или, когда я приду за тобой, ты сам окажешься пристегнут к этому столу.

Он улыбается, как будто я сказал что-то смешное, и хлопает меня по спине, как будто мы старые друзья ― как будто для него это все игра. Наклонившись к моему уху, он тихо говорит:

― Как же я хотел видеть тебя на своем столе, Вульф Боуборн. Ты должен благодарить моего сына за то, что никогда не видел мою лабораторию изнутри. Но продолжай с ним ссориться, и ты станешь моим.

Ярость рвет меня на части, но прежде чем я успеваю ответить, из-за угла выбегает солдат и замедляет шаг, заметив нас.

― Милорд?

Лорд Берольт забирает ожерелье Сабины, одаривает меня холодной улыбкой и уходит вместе с солдатом.

Борясь со вспыхнувшим во мне гневом, я несколько раз сжимаю кулаки, сдерживая эмоции, а затем быстрыми шагами возвращаюсь через ложу Бессмертных к медным перилам.

Лорд Берольт сейчас не самая большая моя забота.

Каждый миг, проведенный вдали от Сабины, заставляет меня волноваться, словно я оставил часть своей души незащищенной посреди хаоса. Мысль о том, что она может столкнуться с опасностью, а меня не будет рядом, грызет меня, как голодный зверь. Я хочу быть рядом с ней, не только защищать ее, но и стоять плечом к плечу.

Вдвоем против любой силы.

Мой гнев смягчается, когда я наконец замечаю ее. Она и единорог взрывают арену. Красивые, потусторонние линии расплавленного стекла лежат на песке, свидетельствуя о битве, которую они вели. Тяжелый черный пепел говорит о побежденных врагах.

Она просит единорога, чтобы тот взорвался волшебным огнем, и последний грифон падает с неба, рассыпаясь пеплом. Наконец они замедляют ход. Его блестящие грива и хвост, как и волосы самой Сабины, словно развеваются в воздухе.

Мои руки обхватывают перила, а сердце так сильно любит эту женщину, что я едва могу дышать. Я пойду за ней хоть на край земли, если она попросит меня об этом.

Она только что бросила вызов королю. К черту тот факт, что он был ее собственным отцом. Эта женщина изменит ход всех событий.

Затем волшебство разрушается, и Сабина падает вперед на шею единорога. Ее плечи опускаются. Голова поникает от усталости.

Мой защитный инстинкт вспыхивает с новой силой, не уступающей огню фей, и я перепрыгиваю через перила и спускаюсь с трибун, готовый победить саму смерть, чтобы добраться до нее.

Глава 27

Сабина

Мои легкие налились свинцом. Мои мышцы кричат в знак протеста. Кровь льется из моих изрезанных рук. Усталость пропитала меня до костей, каждый вздох ― само по себе сражение.

Но небо? Оно чистое. Никаких грифонов. Никакой чумной пыли, мерцающей на ветру. Теплый солнечный свет омывает мое лицо, и я срываю матерчатую маску, вдыхая свежий воздух.

Торр, ― говорю я. ― Все кончено. Мы справились.

Жаль, ― фыркает он. ― Мне было весело впервые за тысячу лет.

Под моими бедрами вздымаются огромные мускулы Торра. Столько усилий, а он даже не запыхался. Он мог бы с легкостью продолжать метать огонь фей, пока весь город