Безумным королем.

Оставшиеся в живых солдаты могут нас услышать, но их внимание приковано к Сабине и единорогу, сбивающему грифонов с неба. Я еще больше понижаю голос.

― У тебя есть договоренности с королем Волкании, о которых я должен знать?

― Когда именно я должен был отправиться в запретный город Норхельм, чтобы сговориться с врагом, скажи на милость?

― Райан, скажи мне, если есть что-то, что я должен знать.

Он перестает возиться с одеждой и наконец смотрит мне в глаза.

― Ты только что заслужил помилование, Вульф. Ценой пятнадцати жизней. Не обрекай себя на участие в турнире в следующем году.

Он снимает корону, зачесывает волосы назад и снова надевает ее на голову.

Фольк хромает ко мне и кладет руку мне на плечо.

― Идем. Мы должны очистить трибуны от налетчиков. Я не сомневаюсь, что монстр леди Сабины сможет их уничтожить, но для этого ей придется превратить весь стадион в руины.

Между мной и Райаном все еще витает напряжение; этот разговор остался незавершенным. Я знал, что помилование не смоет все наше бурное прошлое, и я оказался прав.

Тем не менее я подхватываю меч павшего стража и киваю Фольку.

― Нам пора отправляться в ложу Бессмертных. — На суровом лице Фолька появляется редкая нежность. ― Ферра там.

Мы методично прочесываем нижние трибуны, как нас учили в армии. Фольк, с его больной ногой, выманивает всех прячущихся налетчиков на открытое пространство, а я поджидаю и добиваю их. Это неприятное занятие, но какая-то темная часть меня всегда любила бой. Столкновение мечей. Привкус крови. Всплеск адреналина.

Если ты ― зверь, то навсегда.

К тому времени, как мы достигаем ложи Бессмертных, я уже весь в волканской крови и жажду большего. Мы с Фольком бросаемся внутрь с мечами наизготовку, словно герои со страниц сказок фей, но тут же замираем.

Вокруг мертвая тишина.

В ложе царит беспорядок: стулья опрокинуты, пепельная чумная пыль покрывает тарелки со сливовыми пирогами и засахаренными ягодами, одна из занавесок сорвана. На полу лежат трупы солдат, мертвых налетчиков и десятки тел высокородных горожан: шелковые туфельки, усыпанные кристаллами, не двигаются, позолоченные украшения сдавливают остывшие шеи.

― Ты видишь их? ― спрашивает Фольк.

Пульс стучит в ушах, и я быстро осматриваю тела.

― Ферры нет. Или Сури. Я не знаю, где…

Я слышу шорох.

Я подаю сигнал Фольку, и мы перешагиваем через тела, держа мечи наготове, к чулану для слуг, спрятанному за тяжелой занавеской. Мы обмениваемся взглядами, киваем, а затем я отдергиваю портьеру.

― Ох! Вульф! Черт побери, ты меня напугал. ― Ферра хмуро смотрит на меня, положив руку на свою пышную грудь, эффектно подчеркнутую корсетом. Ее хмурый взгляд превращается в застенчивую улыбку, когда она замечает моего друга. ― Привет, Фольк. Смотри, кого мы поймали.

Ферра и леди Сури, совершенно неуместные среди этого побоища, привязали волканского налетчика к стулу шелковой скатертью. Леди Сури направляет меч ему в грудь.

― Налетчик! ― говорит леди Сури.

Мы с Фольком, не выпуская мечей, стоим, открыв рты, как речные гуппи.

― Вы схватили волканского налетчика? Вы вдвоем? ― повторяю я.

Я ловлю свое отражение в серебряном подносе на полу ― я выгляжу как проклятый богами дурак, бросившийся спасать женщин, которые уже спаслись сами. Мне приходится взять себя в руки. Я не должен удивляться. Если Сабина и научила меня чему-то, так это тому, что мне нужно пересмотреть свои предвзятые представления о том, на что способны женщины.

― Мой нежный котенок поймал налетчика? ― Фольк убирает меч в ножны и, перешагнув через мертвого слугу, заключает Ферру в объятия.

― Что, ― мурлычет она, ― ты сомневался, что у этой кошки есть когти? ― Она впивается ногтями в его руку, и он вздрагивает, а глаза темнеют от вожделения.

― О, я знаю, что есть. Однако я думал, что когти появляются только тогда, когда мы в постели… ― Он кусает ее за шею, и она, задыхаясь, отталкивает его.

Я убираю меч в ножны и быстро осматриваю надежно ли связан налетчик, затягивая некоторые узлы.

― Леди Сури, есть ли еще выжившие среди зрителей ложи?

Она перекладывает меч в другую руку, не убирая его от груди противника.

― Когда грифоны напали, стража вывела большинство людей со стадиона. Мы с Феррой, Бриджит и Максимэном укрылись здесь, но они вернулись за Валверэями.

Максимэн? Конечно. Но Бриджит?

― Бриджит вернулась, чтобы спасти Валверэев?

― Она сказала, что знает безопасное место, где можно укрыться.

У меня сводит челюсть, я все еще не понимаю, зачем кому-то понадобилось спасать одного конкретного Валверэя, но, полагаю, у Бриджит сердце добрее, чем у меня. Оставив налетчика под присмотром Фолька и Ферры, мы с Сури осторожно проходим обратно через ложу Бессмертных.

Она держит меч неумелой, но решительной рукой. Теперь я понимаю, как она так долго выживала под крышей лорда Чарлина. В душе она воин, маскирующийся под солнечный луч.

― Лорд Берольт? ― зову я, повышая голос. ― Бриджит?

Даже с моим обостренным слухом я ничего не слышу. Только отдаленные крики немногих оставшихся налетчиков, убегающих от Сабины и единорога, и стоны раненых на трибунах.

Но тут я слышу тоненький писк и смотрю вниз.

Между моими ногами шевелит носом тот самый проклятый мышонок, что мы повстречали в лесу Маг На Тир.

― Ты? ― рявкаю я на него. ― Какого черта ты здесь делаешь?

― Это питомец Бриджит! ― восклицает леди Сури.

Конечно, блядь, так оно и есть. Так что мне ничего не остается, как последовать за мышонком, пока он, перепрыгивая через поваленные стулья и пролезая под столами, ведет нас обратно в дальний коридор. Все кажется пустым, но мышонок целеустремленно идет дальше, оглядываясь, чтобы убедиться, что мы следуем за ним, пока не исчезает в решетке в полу.