если при этом мог выставить себя в лучшем свете, поэтому его рассказы должны приниматься сдержанно. Но нет никаких сомнений, что в этот период кайзер пребывал в крайне нервозном состоянии. В марте Дона и ее управляющий устроили долгую беседу Вильгельма и Бюлова, имея в виду улучшить их отношения. Когда в ходе беседы Бюлов стал перечислять разные упущения хозяина, из-за которых ему пришлось его защищать, Вильгельм стал все отрицать, даже то, что послал в 1902 году телеграмму баварскому регенту из Свинемюнде.

Зимой 1908/09 года британское правительство всерьез обеспокоилось из-за информации о том, что германские власти делают то же, что Фишер с «Дредноутом», и собирают материалы для корабля еще до того, как заложен киль, чтобы ускорить постройку. Если это так, вероятно, к 1913 году Германия, вместо того чтобы к 1912 году иметь тринадцать дредноутов против британских восемнадцати, может на самом деле иметь семнадцать или даже двадцать один. Правда это или нет, до сих пор точно неизвестно. Тирпиц считал, что британская тревога являлась политическим маневром, который должен был помочь либеральному правительству провести через парламент увеличение расходов на флот. Вильгельм сказал, что британские цифры, относящиеся к германской кораблестроительной программе, неверны, но в то же самое время отказывался открыть будущие планы Германии и позволить провести взаимную инспекцию. Когда Меттерних спросил, что говорить британцам, кайзер написал: «Самое лучшее для Меттерниха – молчать. Он безнадежен». Сейчас считается, что Тирпиц говорил правду, когда утверждал, что никакого ускорения не было, хотя, что было бы, если бы британцы ничего не подозревали, – другой вопрос. Как бы то ни было, британцы не увидели для себя иной альтернативы и в марте 1909 года объявили о существенном увеличении своей кораблестроительной программы. Чтобы оправдать этот шаг перед своими не самыми активными сторонниками, они публично возложили вину на деятельность немцев. Левое крыло настаивало на попытке начать переговоры с Германией об ограничении строительства. Оппозиция критиковала правительство за то, что оно опасалось зайти слишком далеко, а британская Морская лига делала все от нее зависящее, чтобы достойно конкурировать со своими германскими коллегами. (We want eight and we won’t wait[60].) Последовавшее увеличение морского бюджета было одним из факторов, приведших к бюджету Ллойд Джорджа 1909 года и затем к парламентскому акту. Тот факт, что британцы были готовы внести радикальные изменения в свою конституцию и социальную систему, но не уступить превосходство Германии, должен был доказать немцам, что любые попытки соревноваться безнадежны. Тем не менее еще некоторое время немцы продолжали в том же духе, ожидая компромисса, который спасет конституцию за счет морской программы, и надеясь, что серьезный конституционный кризис снизит боевую мощь Британии[61].

Не одна только Британия обнаружила, что найти средства на строительство флота весьма непросто. В течение ряда лет влияние более высоких оборонных расходов на германский национальный бюджет маскировалось займами. Но результатом стал рост долгов, которые все равно надо было выплачивать, что существенно подрывало национальные финансы. Дефицит начал влиять на правительственные фонды, и деловой мир стал настаивать на изменении ситуации. В 1906 году имел место небольшой рост налогов, но в два следующих года национальный долг возрос до 500 миллионов фунтов. В ноябре 1908 года было предложено значительно большее увеличение налогов, особенно налога на наследство, и рост вкладов государств федеральному правительству. Консерваторы отказались голосовать за налог на наследство, опасаясь, что это станет первым шагом к росту налогообложения земли. Либералы и прогрессисты отказались голосовать за альтернативы, предложенные консерваторами. Наконец, в июле 1909 года законопроекты были проведены голосами консерваторов, центра и поляков. Германские морские амбиции, возможно, не вызвали такого явного конституционного кризиса, как в Британии, но они означали конец блока Бюлова. Партия, повсюду заявлявшая о своей лояльности императору и всегда делавшая акцент на германские военные традиции, оказалась не готова, когда пришло время платить за столь любимый Вильгельмом флот, для чего надо было залезть в их собственные карманы. Вместо этого они предпочли разорвать договоренность, которая, по их мнению, влекла за собой слишком много уступок прогрессистам. Они оправдывали себя тем, что голосуют против человека, утратившего доверие их хозяина. Центр, вероятно, проголосовал бы за закон в его первоначальной форме, протяни им Бюлов хотя бы подобие оливковой ветви, но их постоянные нападки на него были такими ожесточенными, что он отказался это делать. Как потом оказалось, они с радостью вернулись бы к роли сторонников правительства и сопутствовавшему этой роли влиянию. Но во время своего пребывания в оппозиции они привыкли работать с социал-демократами, и необходимость поддерживать влияние на католическое население постепенно делала центр все более популярной народной партией. Таким образом, Бюлов сам приблизил день, когда в рейхстаге могло появиться явное большинство, готовое рассмотреть новую конституционную систему.

Создатель блока ненадолго пережил его. Вильгельм настоял, чтобы Бюлов остался, пока финансовая реформа не станет законом, но, несмотря на мартовское примирение, отношения между ними оставались натянутыми. Поэтому Бюлов воспользовался поводом, что не может управлять, не имея доверия рейхстага, чтобы скрыть тот факт, что уходит из-за утраты доверия императора (который был только рад поддержать канцлера, в которого верил, против рейхстага; тот, по его мнению, был «бандой негодяев» – из-за отношения к финансовому закону). В июле 1909 года отставка Бюлова была принята. Остался один вопрос: кто станет преемником? В ходе весеннего круиза Вильгельм практически предложил должность графу Монтсу, послу Италии, однако, вернувшись домой, обнаружил, что эту идею не одобрил никто. Спросили двух Эйленбургов. Один ответил, что слишком стар для такой должности, а другой – что работа слишком трудная. Генерал фон Ведель, генерал-губернатор Эльзаса-Лотарингии, тоже отказался, хотя Вильгельм в любом случае считал его излишне упрямым. Тогда с предложением обратились к генералу фон дер Гольцу – тот ответил, что занимается реорганизацией турецкой армии, и Валентини получил приказ той же ночью сесть на Восточный экспресс. Тем не менее Вильгельм решил, что фон дер Гольца не следует освобождать от своих обязанностей, и даже прервал игру в теннис, чтобы остановить Валентини. Бюлов с самого начала предлагал Бетмана-Гольвега, с 1907 года занимавшего пост министра внутренних дел. Предложение не вызвало энтузиазма у кайзера. «Он всегда знает ответ и пытается меня учить. Я не смогу работать с ним». Но после безуспешного рассмотрения множества альтернативных кандидатур Вильгельм стал сдавать позиции. Бюлов лишь отметил, что Бетман ничего не знает об иностранных делах. «Оставьте иностранные дела мне, – ответствовал кайзер. – Я немного научился им от вас». Итак, Бетман получил должность. Судовладелец Баллин назвал нового канцлера «местью Бюлова».

Прежде чем покинуть канцелярию,