пояснение свидетельствует о многом. Александр Николаевич честно выполнял обязательства перед Долгоруковой – узаконил их отношения браком, обеспечил ее с детьми на будущее. Однако безграничного влияния Екатерины на государя больше не было. Целиком идти на поводу супруги он не желал. Его личное состояние в данное время составляло около 12 млн. Но для Долгоруковых-Юрьевских он завещал только 3 млн (и 1 млн пожертвовал на строительство больницы в память Марии Александровны). Остальное предназначил для наследников от первого брака. Из текста можно видеть и то, что в запросах Екатерины уже сквозило родовое достояние Романовых, и царь ограждал его. Кстати, к этому достоянию относился и Ливадийский дворец, где она столь бесцеремонно взялась хозяйничать…

Глава 30. Первое марта

Атака террористов на Екатерининском канале

Казалось, что внутренняя война действительно угасает. В Петербурге состоялся суд над 16 народовольцами, которых удалось изловить. Это были матерые террористы, и даже в этом случае сказались «новые веяния», повесили лишь двоих. Квятковского, напрямую завязанного со взрывом во дворце, и Преснякова – его специальностью были убийства «изменников». Прикончил революционера Шарашкина, начавшего сотрудничать с полицией, потом наборщика Жаркова – он дал признательные показания, и была захвачена типография «Черного передела».

Но и полиция, жандармерия стали действовать более эффективно. Набирались опыта в специфике тайного фронта. Теоретики «Черного передела» были плохими конспираторами, да и нацеливались на агитацию в «массах», где и засвечивались. Вслед за типографией разгромили саму организацию, Плеханов и прочие лидеры упорхнули за границу. Из показаний Гольденберга и других источников собиралось все больше информации о народовольцах. В ноябре удалось арестовать их предводителя Михайлова, заглянувшего на проваленную явку.

А реформаторы начали воплощать свои проекты. Лорис-Меликов создал комитет для пересмотра положения о печати. Министр финансов Абаза отменил соляной акциз, к великому облегчению для народа. Заменил некоторым повышением таможенных пошлин. Составлял предложения по снижению выкупных платежей крестьян, переводу железных дорог в казенное управление, их выкупу у частных владельцев. Но пока это были лишь отдельные пункты, заранее подогревавшие популярность основному пакету реформ. Его разрабатывали в салоне Нелидовой те же великий князь Константин, Валуев, Абаза, Лорис-Меликов, экономист и ректор Киевского университета Бунге и др. [115]

Царя по возвращении в Петербург продолжили обрабатывать. По сути, намечалось внедрить в России начала парламентаризма. Тонко, завуалированно, в очень узком формате – но ведь главным было пробить эту щелочку в стене Самодержавия. Втиснуться в нее, а дальше-то расширять, расшатывать будет куда легче. Отношение Александра Николаевича к конституционному правлению знали и особо подчеркивали, что ни о каких конституциях речь не идет. В совещаниях по данному вопросу с Лорис-Меликовым активно участвовала Екатерина, а она давить умела. Адлерберг говорил, что государь очутился «совершенно в руках княгини Юрьевской». И сам Адлерберг, еще несколько сановников, которых она возненавидела, уже засобирались в отставку. Причем к этим интригам оказались причастны и иностранцы. Среди близких друзей Долгоруковой очутились сотрудники французского посольства.

И все-таки, невзирая на супругу, либералам не сразу удалось убедить императора. Но они нащупали выигрышный ход. 4 января 1881 г. царь записал в дневнике: «Лорис-Меликов советует учредить редакционные комиссии наподобие тех, что в 1858 г. занимались разработкой крестьянского вопроса». Как бы ничего нового. Повторить опыт, который сам Александр II уже использовал. Но слухи-то расползались – готовятся кардинальные преобразования. Они дошли до Берлина, и Вильгельм прислал царю предостережение, избегать каких бы то ни было конституционных реформ. Самому ему конституция с парламентом достались в наследство от либерального брата, и кайзеру хватало с ними головной боли. Александр Николаевич ответил: пока он жив, в России конституции не бывать.

Но 28 января 1881 г. Лорис-Меликов представил ему полный проект. Предполагалось расширить права земского и городского самоуправлений, свободу печати, ослабить административные рычаги и контроль, паспортный режим, реорганизовать систему образования. Большинство освобожденных крепостных до сих пор оставались во «временно-обязанностном» состоянии, и их следовало перевести на обязательный выкуп со снижением выкупных платежей, пересмотреть другие налоги. Для подготовки соответствующих законов намечалось создать две комиссии, административно-хозяйственную и финансовую.

Состоять они должны были из выборных представителей земств и городов. Результаты работы этих комиссий поступали в общую, объединенную комиссию из тех же выборных. А 10–15 самых «опытных» из них вводили в Государственный совет – постоянно действующий законосовещательный орган при императоре. В таком составе Госсовет окончательно дорабатывал представленные законы. Лорис-Меликов не забыл лишний раз откреститься: «Установление изложенного выше и испытанного уже с успехом порядка предварительной разработки важнейших вопросов… не имеет ничего общего с западными конституционными формами. За верховной властью сохраняется всецело и исключительно право возбуждения законодательных вопросов» [116].

Нет, это не было «конституцией» в полноценном понимании. Это было «ползучим» внедрением парламентаризма. По факту – явочным порядком. Верховная власть только «возбуждает» вопросы. А разработка законов переходит к выборным делегатам. Комиссии – прообраз парламента. Их одноразовый созыв легко переходил в «установление изложенного порядка». Временное превращалось в постоянную практику. А Государственный совет пополнялся выборными депутатами – трудно ли было со временем увеличивать их число, прерогативы? Но царя окручивали со всех сторон самыми безобидными заверениями, а многие из названных реформ он и сам считал нужными. Он согласился вынести проект на Особое совещание.

Хотя, кроме либерального заговора, никуда не делся и революционный. Тишина убаюкивала правительство и общество – год без терактов, это казалось победой. Но удары лишь дезорганизовали народовольцев, заставили таиться. Место арестованного Михайлова во главе террористов заняли Желябов и Перовская. Восполняли потери, вызывая товарищей из провинции. Вербовали новых. Революционные кружки существовали даже среди офицеров, с ними познакомились, и флотский лейтенант Суханов возглавил военную организацию «Народной воли». А Михайлов и Нечаев в Петропавловке распропагандировали нескольких солдат-охранников, переписывались с волей.

Народовольцы изучали маршруты императора. Каждое воскресенье он ездил в Манеж на развод караулов. Чаще всего – через Невский проспект и Малую Садовую. Иногда – вдоль Екатерининского канала. Выбрали Малую Садовую, парочка Богданович и Якимова сняла там полуподвальное помещение, открыла сырную лавку. Из нее повели подкоп для мины под проезжую часть. В Петербурге высокий уровень грунтовых вод, и пол в лавке был покрыт асфальтом. Ход пробили через стену. На день дыру закрывали щитом из досок, оклеенным обоями. Под землей наткнулись на деревянную сточную канаву. Обойти ее было нельзя, и прорезали до половины, задыхаясь от смрада нечистот. Прорезанную часть заделали и дорылись до центра улицы, заложив динамит. Предусматривали и вариант, что царь после взрыва останется живым. На этот случай намеревались использовать револьверы, кинжалы, а Кибальчич изготовил 4 ручные бомбы с массой взрывчатки около 3 кг.

Народовольцы объявили врагом и нового министра просвещения Сабурова –