И уж конечно, сойтись с Екатриной позаботился Лорис-Меликов, еще до смерти императрицы. Они оказались нужны друг другу. «Диктатор» поможет реализовать ее комплексы и амбиции, а она поможет воплотить замыслы либералов. И сразу же в день смерти императрицы на надломленного, больного государя обрушился ад. Любимая Катя насела на него, напоминая давние клятвы и требуя официально занять место покойной. Не считаясь ни с чем – ни с его состоянием, ни с общепринятыми правилами приличий, элементарного человеческого такта.

Французский историк Каррер д’Анкосс внимательно исследовала переписку царя с Екатериной, его дневники, другие документы и пришла к выводу, что «кроткая любовница, чей идеализированный образ явили кинематограф и романисты, в те часы могла быть настоящей мегерой» [24, с. 330]. По сути, император попал в лапы абьюзера. Давившего без послабления, не позволяя перевести дыхание. В свое время Александр Николаевич проявил слабость, соблазнился – теперь за это приходилось расплачиваться. 22 мая, в день смерти жены, государь записал в дневнике: «Она не скрывает радости. Она уже начала разговоры об официальном признании ее положения. Я сделаю для нее все, что будет в моей власти, но не могу идти наперекор интересам Отечества».

Самой Кате он написал: «Ты знаешь, милый ангел моей души, что я исполню свой долг, как только обстоятельства сделают это возможным». Нет, такой ответ не удовлетворил. Разборки и сцены продолжились, и уже на следующий день в дневнике царя появилась запись: «После долгого разговора с ней я решил уступить ее желанию и сочетаться браком по прошествии сорока дней». Исполнял то самое обещание, «при первой возможности я женюсь на тебе». Хотя уступка была неслыханная! Скандальная! Венчаться не через год, а всего через 40 дней после смерти жены!

Но ведь и это Катю не удовлетворило! Она желала стать «настоящей» императрицей – короноваться. А тут и Лорис-Меликов подключился. Внушал монарху: «Для России будет большим счастьем иметь, как в былые времена, русскую царицу». Подсказывал, что и первый царь из рода Романовых, Михаил Федорович, был женат на Долгоруковой. Как символично! Или «Божий промысел»! Это был настоящий заговор, и возлюбленная царя играла в нем одну из главных ролей. Александра Николаевича зажали с разных сторон. Шесть дней от смерти до похорон супруги стали для него кошмаром.

Вопрос-то вставал не только о Екатерине, а о наследовании престола! Александр Александрович, готовившийся сменить на троне отца – или… Вдруг сынишка от Кати Георгий? Или… разве не было на троне Екатерины I, Екатерины II? Павел I своим законом исключил женщин из права наследования. Но законы не вечны, многие из старых и «незыблемых» менял сам Александр Николаевич. В любом случае в династический порядок вносились двусмысленность, возможность интриг и смут. Император искал выход – и считал, что нашел его… Он бесконечно устал. 25 лет служения на троне, колоссальной ответственности за всю страну и народ, постоянного бремени самых разнообразных дел исчерпали его силы, подорвали здоровье. Кстати, о такой же усталости говорили его отец, его дядя Александр I. И. так же, как у дяди, у него уже раньше возникли мысли передать власть наследнику, а самому отдохнуть, напоследок насладиться жизнью частного лица.

Давление на него достигло апогея 27 мая (это был канун похорон жены!). Государь деликатно сдерживал Екатерину, писал ей: «Но ты должна понять, милая Дуся, что мне претит касаться подобной темы, когда еще даже тело покойной не предано земле. Поэтому не будем больше об этом, ибо ты меня знаешь достаточно, чтобы во мне сомневаться». Куда там! Она же и пользовалась состоянием царя, добиваясь своего. В дневнике он записал: «Никогда Катя не доставляла мне столько хлопот, как в эти дни. В конце концов я обещал ей коронацию, дающую нам возможность уйти на покой».

Да, короновать ее по истечении годичного траура, но после этого уступить престол наследнику. Лорис-Меликов был в курсе, даже принимал участие в обсуждении этого решения, и государь в дневнике отмечал: «Чтобы обеспечить наше будущее, Лорис-Меликов советует перевести часть ценностей за границу. Уже долгое время я подумываю о том, чтобы приобрести за границей, где-нибудь на юге, крупный участок земли и удалиться туда на покой» [24, с. 329, 339]. 28 мая Марию Александровну упокоили в усыпальнице Петропавловского собора. А после похорон и траурных панихид Александр Николаевич засобирался в Царское Село, отъезд назначили на 16 июня.

Но и народовольцы узнали об этих планах и сроках. Если сорвалось с Одессой, почему бы не в столице? Рыть поземные ходы было поздно, однако на дороге от Зимнего дворца к Царскосельскому вокзалу внимание Михайлова и Желябова привлек Каменный мост через Екатерининский канал. Готовый «подкоп»! В те времена по каналам и рекам Петербурга движение было оживленным – на лодках и баржах везли дрова, товары, стройматериалы. У набережных были сделаны мостки и плоты, на них стирали белье. Террористы на лодке обследовали опоры моста. Взрывчатку наметили спрятать под водой. Для этого Кибальчич изготовил четыре гуттаперчевые подушки с динамитом общим весом 7 пудов. Ныряли и закрепили на опоре поглубже, чтобы с лодок не видно было. Провода от взрывателей вывели на плот для стирки выше по течению.

В назначенный день Фигнер заняла позицию у моста – дать сигнал. Желябов ждал своего сообщника Тетерку, тот должен был принести гальваническую батарею в корзине с картошкой. Но… элементарно проспал. Появился с опозданием, царь уже проехал. Террористы пытались вытащить динамит «кошками». Связку из двух подушек от опоры оторвали, а ее унесло течением. Вторую связку зацепить не получилось, так и оставили. А при разборе неудач задумались, что устройство стационарных мин – дело тяжелое, и сколько уже раз труды шли насмарку из-за случайностей. Нужны запасные варианты с ручными бомбами, чтобы взрыватель срабатывал от сотрясения. Кибальчич взялся их сделать.

Тем временем царя мурыжили теми же проблемами. Министром двора был Адлерберг – тот самый вернейший адъютант Николая I, который в день восстания декабристов с пистолетами наготове вывозил маленького Сашу с сестрами из Аничкова дворца в Зимний. 5 июля Александр Николаевич объявил ему о предстоящем венчании. Тот был в шоке. Умолял не нарушать обычаев, не омрачать образ государя в глазах народа, указывал на неизбежные конфликты в императорской семье. Царь ссылался на долг чести, министр продолжал его уговаривать, и измученный Александр Николаевич просто вышел, оставил его наедине с Катей. Она насела бурно, неудержимо. Через некоторое время государь заглянул в кабинет, спросил, не пора ли ему войти. Долгорукова отрезала: «Нет, оставь нас докончить разговор», – и император закрыл дверь. Адлерберг понял и новых ее атак не выдержал,