– До завтра? – в голосе Билли звучало глубочайшее презрение. – Ждать до завтра после всего, что случилось? Я же говорю, что нужна Бертраму, – Билли надела перчатки.

– Но, милая, ты же сама разорвала помолвку и теперь собираешься ехать к нему вечером, вот так…

Билли подняла голову. Ее глаза сияли. Ее лицо светилось от гордости и любви.

– Это было раньше. Я не знала. Я нужна ему, тетя Ханна. Вы разве не слышали? Он меня любит. И теперь я не буду ему мешать, раз он больше не сможет рисовать… – Билли осеклась, на глазах у нее выступили слезы, но она не опустила головы. – Я еду к Бертраму!

Тетя Ханна неловко поднялась на ноги и взяла со стула капор и пальто.

– Вы тоже поедете? – рассеянно спросила Билли, выглядывая в окне свой автомобиль.

– Поеду ли я? – негодующе спросила тетя Ханна. – Ты думаешь, я отпущу тебя одну, на ночь глядя, по такому делу?

– Не знаю, честно говоря. – Билли смотрела в дождь.

– Не знает она! Святые угодники! – завопила тетя Ханна, криво нахлобучивая капор.

Но Билли не ответила. Она прижималась лицом к оконному стеклу.

Глава XXXIII

Бертрам принимает командование

Пит торжественно, с величайшим достоинством открыл дверь. В следующее мгновение он отпрянул, когда в дом влетела молодая женщина с горящими глазами и алыми щеками:

– Где он, Пит?

– Мисс Билли! – воскликнул старик. Затем он увидел тетю Ханну – тетю Ханну в капоре набекрень, в одной перчатке, надетой наизнанку – вторая рука была голая. Щеки тети Ханны тоже алели, а глаза горели, но от тревоги и гнева – гнева, потому что ей не понравилось, как Пит произнес имя мисс Билли. Одно дело, когда она возражала против приезда Билли сюда, и совсем другое, когда это делает Пит.

– Разумеется, это она, – злобно сказала тетя Ханна. – Это не ты ли заставил ее сюда приехать своими дикими посланиями на ночь глядя?

– Пит, где он? – вмешалась Билли. – Скажи мистеру Бертраму, что я приехала… Хотя нет, подожди. Я войду сама и удивлю его.

– Билли! – на этот раз беспомощный вскрик исходил от тети Ханны.

Пит уже пришел в себя и даже взглядом не удостоил тетю Ханну. Он весь сиял.

– Мисс Билли, мисс Билли, вы словно ангел, спустившийся с небес. Как я рад, что вы приехали. Теперь все будет хорошо. Он у себя в комнате, мисс Билли.

Билли не успела сделать и шага к двери, когда негодующий оклик тети Ханны остановил ее:

– Билли, стой! Ты не ангел, а молодая девушка и совершенно сумасшедшая. Не знаю уж, как ведут себя ангелы, но молодые девушки не заходят в комнаты к мужчинам без объявления и без компаньонки. Пит, сообщи своему хозяину, что мы здесь, и спроси, примет ли он нас.

Пит скривился. Слова «мы» и «нас» не прошли мимо его ушей, однако ответил он необычайно серьезно:

– Мистер Бертрам еще не спит и он одет, мэм. Он в своей комнате. Я ему сообщу.

И Пит, снова сделавшись образцовым дворецким, прошел к двери Бертрама и распахнул ее.

Напротив двери, на низкой кушетке, лежал Бертрам с забинтованной головой и рукой на перевязи. Глаза у него были закрыты. Он был очень бледен, черты его лица обострило страдание.

– Мистер Бертрам, – начал Пит, но больше не успел сказать ничего. Мимо него стремительно пронеслась таинственная фигура и бросилась на колени у кушетки, тихо вскрикнув.

Бертрам раскрыл глаза. Лицо его осветилось такой невозможной радостью, что Пит громко всхлипнул и ретировался в кухню. Минутой позже Дон Линг увидел, как он полирует серебряную чайную ложку салфеткой с бахромой. Наверху тетя Ханна рыдала в серый льняной плащ Бертрама, который висел на вешалке в коридоре – носовой платок тети Ханны остался лежать на полу в Гнезде.

Ни Билли, ни Бертрам не знали, что произошло с Питом и тетей Ханной. Впрочем, их это и не волновало. В их мире осталось только два человека. Два человека и невыразимое, невероятное, огромное счастье и умиротворение.

Постепенно они поняли, что с ними произошло что-то странное и малообъяснимое.

– Любовь моя, что значит твое появление? – спросил Бертрам.

Как будто чтобы убедиться, что она действительно здесь, Бертрам притянул ее еще ближе к себе. Как хорошо, что у него еще оставалась одна рабочая рука. Билли, стоявшая у кушетки на коленях, со вздохом пристроила голову на эту руку.

– Как только сегодня я узнала, что ты меня любишь, то немедленно приехала, – объяснила она.

– Милая! Это… – тут Бертрам замолчал и наморщил лоб под повязкой. – Как только ты узнала? Ты разве сомневалась хоть когда-нибудь, что я тебя люблю?

Билли удивилась.

– Бертрам, а ты разве не знаешь? Когда ты так беспокоился, у тебя не получилась картина, и я узнала, что ты беспокоишься из-за меня, то…

– Что? – напряженно спросил Бертрам.

– Ну, понимаешь… – с запинкой сказала Билли, – я не могла не подумать, что ты, может быть, разлюбил меня.

– Разлюбил тебя! – воскликнул Бертрам, немного расслабляясь. – Могу ли я спросить, что навело тебя на такие мысли?

– Я не могу точно сказать, – покраснела Билли, – то есть я думала про мисс Уинтроп, ну ты понимаешь, или о том, что ты вообще не можешь полюбить женщину иначе, чем как модель. Бертрам! Пит нам все сказал! – тут она залилась слезами.

– Пит сказал, что я не могу полюбить женщину не как модель? – сердито и непонимающе переспросил Бертрам.

– Нет, – всхлипывала Билли, – это говорили мне все остальные. Пит рассказал тете Ханне о несчастном случае, и он сказал, сказал… Бертрам! Я не могу это повторить. Но именно поэтому я поняла, что могу приехать, потому что я больше не буду тебе мешать, не убью твое Искусство и не сделаю всех остальных ужасных вещей, раз уж ты больше не сможешь рисовать, – закончила Билли и разрыдалась.

– Тихо, тихо, милая, – успокоил ее Бертрам, поглаживая бронзово-золотистую голову. – Я не представляю, о чем ты говоришь, если не считать последних слов, но я уверен, что нет ни одного повода так рыдать. Что до того, что я не смогу больше рисовать, то ты неправильно поняла Пита. Поначалу все боялись, что я потеряю руку, но теперь опасность миновала. Мне становится лучше. Конечно, я буду рисовать, и теперь я буду рисовать намного лучше.

Билли подняла голову. В глазах у нее мелькнул ужас.

Она отодвинулась от Бертрама.

– Господи, Билли! – обиженно воскликнул он. – Ты что, жалеешь, что