Шрифт:
Закладка:
Энья ощутила необходимость извиниться.
– Ты бы предпочла, чтобы мы остались такими навсегда? – спросил Луноликий.
– А ты бы предпочел, чтобы Пол, Лиана и Маркус были живы?
– У нас нет на это времени. Вот, держи. – Луноликий протянул что-то Энье: прозрачный пластиковый конверт.
– Мне это не нужно. Вот о чем я хотела рассказать. Я нашла оружие. – Энья рассказала о событиях минувшего Рождества.
Рука осталась протянутой.
– Нет, нужно. В этом и заключается разница между сражением с арьергардом и переходом в атаку на врага. С нею ты станешь охотницей, а не той, за кем охотятся. Мечами ты сможешь уничтожать. С этим и с миф-сознанием – исцелять. Забирай ее. Забирай!
И все-таки Энья колебалась. Тысяча сомнений, тысяча ужасов, тысяча возможных вариантов будущего заметались в пространстве между ее рукой и ладонью Луноликого.
– Забирай.
Она схватила пластиковый пакетик, сунула в карман на бедре. Лучи фар качнулись и заметались, коробка передач взвыла, когда «ситроен» выехал задним ходом с узкой дороги, чтобы пропустить «форд»-универсал. На заднем стекле была наклейка с номером шоу «Давай поиграем» от радиостанции KRTP-FM. «Форд» и «ситроен» встали окно к окну.
– Я вас когда-нибудь увижу?
– Не пытайся. Ты слишком опасна. Лами права. Если бы мы с тобой не связались, все могло сложиться иначе. А может и нет. Все, что я могу пообещать, – надеюсь, когда-нибудь к тебе на улице подойдет незнакомец. Ты увидишь его впервые, но он поприветствует тебя как закадычную подругу, как человека, который оказал ему величайшую из возможных услуг. Не исключено, с ним будет красивая женщина. Ее ты тоже не узнаешь. И еще с ними может быть собака.
Угнанный «форд» уехал. Отголоски ворчания его двигателя становились все тише среди домов из красного кирпича, пока не растаяли окончательно в грандиозном ночном голосе города.
Когда на следующее утро она ехала в QHPSL, пробираясь через забитую тромбами систему городских сосудов, в новостях по радио сообщили, что социальные службы выражают обеспокоенность по поводу увеличения числа молодых людей без определенного места жительства ввиду гибели троих в результате пожара в их убежище. Полиция не исключала возможности насилия между соперничающими группами уличных жителей; хотя пожар, по-видимому, возник из-за походной газовой плиты, на телах были обнаружены проколы и порезы. Двое молодых мужчин и молодая женщина, жертвы происшествия, не были опознаны.
Шехина. Сияющее Присутствие Бога.
Содержимое пакетика по-прежнему выглядело как годовой запас обрезков ногтей и обесцвеченных лобковых волос. Наклейка содержала таксономию на собачьей латыни и инструкцию: 0,5 мл того, 2,5 мл сего, настаивать столько-то в таком-то количестве мл воды… Она приготовила заварку в своем японском чайнике с бамбуковой ручкой, налила чашку и дала чашке и чайнику остыть, пока сидела, уставившись на питье, испуганная больше, чем когда-либо в жизни. Снова вскипятила чайник. Вылила остывшее. Заварила свежее. Налила чашку. Пахло концентрированным лесом. У напитка был вкус электрической лампочки. Она осушила чашку одним глотком и запаниковала от бесповоротности своего безрассудства. Когда холодная паника прошла, она села в самое удобное кресло и приготовилась к тому, что должно было произойти. Кресло было неудобным; ей было неудобно. Она чувствовала, что должна сидеть в особенном месте, в особенной позе, слушать особенную музыку, одетая в особенную одежду. Она довольствовалась тем, что опустилась на колени на коврике перед стойкой с мечами.
Сияющее Присутствие Бога не столько ошеломило ее, подобно пению труб Апокалипсиса, сколько подкралось, словно тать в ночи. Она сама не поняла, в какой момент осознала, что ве́домые с детства железобетонные истины растворяются, расступаются, открывая более сокровенную реальность, спрятанную внутри, как нерожденное дитя. Так происходило каждый раз, когда она принимала шехину. Она должна была бы испугаться, когда ее руки, предплечья, бедра, торс, пол, на котором она преклонила колени, окружающие стены и крыша над головой стали нематериальными и полупрозрачными. Но в Сияющем Присутствии Бога нет страха, только благоговейный трепет и почтительная радость, и она громко ахнула от изумления, когда тайное стало явным, раскрывшись в языках пламени, и ее руки обернулись фрактальными драконами теории хаоса,[161] тело – деревцем, наполовину в летней листве, наполовину в огне, и потоки света, переливчатого, словно масло на воде, потекли, огибая ее тело, проникая сквозь стены и пол квартиры.
Энья подошла к окну и, выглянув наружу, узрела преображенный город. Свет. Бесконечный свет. Первозданный свет. Вскрикнув, она отвернулась; слишком много, слишком рано. Но она поняла, что увиденное не смог бы вынести никто другой, потому что это зрелище опалило бы его синапсы и впечатало ослепительную картину в расплавленное, податливое тело. Она вернулась к окну, поморщилась, ахнула, потерла увидевшие слишком много глаза, попыталась избавиться от боли. Снова посмотрела. Услышала. Ощутила.
Снаружи, в бесконечно сложных спиралях Града предвечного, закручивающихся, повторяющихся, прячущихся внутри друг друга, таилось нечто злокачественное, какая-то тьма или несообразность, которую Энья ощутила как тошноту, тяжесть на сердце, стеснение в груди. Она узрела их суть как раковую опухоль, услышала их бормотание как голос раковой опухоли, если бы таковой у нее был; она внимала речам падших ангелов Мигмуса.
Затем она вышла в переулки и промзоны, чтобы поохотиться на охотника. Свет рекламных щитов привел ее в провонявший спермой и жиром закуток между школой при монастыре и набитой магазинчиками улицей. Нимрод жрал мусор из разорванных пластиковых мешков. Он испуганно поднял башку. Тварь приняла облик свиньи – некоего первобытного мифического воспоминания с самого края осознанной истории человечества; обитателя духовной тундры, овеваемой дыханием древних ледников. Изогнутые бивни сверкнули костяной белизной в неоновом свете круглосуточного видеомагазина. В желтых свиных глазках засияла неприкрытая ненависть. Энья стояла спиной к неону, легко и непринужденно держа мечи, ожидая врагов «с восьми сторон света». Светодиоды горели у нее на талии.
– Ну привет. Я вернулась.
От взрыва она ослепла на несколько секунд. Похожие на слизняков ошметки маслянистого голубого света запрыгали, рикошетя среди красных кирпичных стен и помятых мусорных баков. В квартирах над магазинами зазвучали отчетливые, гортанные, растерянные голоса. Надо ли вызвать полицию, службу газа, электриков? Что случилось? Загорались лампы, открывались окна.
Энья вложила мечи в ножны и сбежала через паутину улочек и проулков к ржавеющим гаражам из гофрированной стали, возле которых оставила «ситроен».
Наверное, она не в форме. В голову не приходило, как плохо можно почувствовать себя после первого же дня езды на велосипеде. Бедра так затекли и болят, что едва хватает сил дойти до горячей, глубокой, парящей, пенящейся ванны со стаканом виски на
