краю. Внутренняя часть ноги по ощущениям удлинилась минимум до трех метров. Надо было прислушаться к тому парню с патлами, как же его зовут… Эллиот! Точно, надо было послушать волосатого Эллиота и купить подходящие шорты с замшевыми вставками. На ближайшие месяцев шесть с сексом можно попрощаться. Стоит лишь подумать о нем, как она вздрагивает.

Какой бы ушлой ни была Омри, шантажировать ее оказалось проще простого. Стоило упомянуть отдел по борьбе с наркотиками – и все, перезвоню-через-пять-минут-да-есть-вакансия-курьера-если-думаешь-что-работа-по-плечу.

А чего получше нет, Омри? Ну чтоб хоть проблеск официального лоска.

Это велосипедная курьерская доставка, сестрица, а не «Саатчи & Саатчи» [162]. Можешь не благодарить.

По крайней мере, такой расклад дает деньги (чек приходит каждую пятницу – он, как Энья с изумлением обнаруживает, не сильно меньше, чем в QHPSL) и близость к источнику поставок. Теперь у нее есть время и место для пополнения запасов, перегруппировки и разработки стратегии охоты на Повелителей Врат, кем бы они ни были. Как только она добывает шорты с замшевой подкладкой и меняет старое велосипедное сиденье на сшитое по индивидуальному заказу (39,95 фунтов стерлингов в бутике «Макконвейз Сайкл», но оно того стоит), как только ноги входят в ритм и вновь обретают выносливость студенческих времен, когда она не видела ничего особенного в том, чтобы проехать двести миль за выходные, как только она выучивает основные правила выживания на полосе для общественного транспорта – например, грузовики каких компаний не возражают, чтобы курьер прокатился, уцепившись за бампер противоподкатной защиты, а какие возражают, какие полицейские выписывают штраф, если оставить свой вседорожный велосипед «пежо» с восемнадцатиступенчатой трансмиссией в зоне, где парковаться нельзя, какие компании дают чаевые, а какие норовят вытурить тебя из вестибюля с черными виниловыми диванами и прочей мебелью из краснокнижной древесины еще до того, как ты успела войти (вряд ли стоит удивляться, что QHPSL принадлежит к последней категории), – оказывается, что работа ей по нраву. Ей нравится ощущение «здесь и сейчас». Нравится отсутствие абстракций – существует только Энья Макколл и дорожное движение, светящаяся молекула торит свой путь по системе городских сосудов. Тысяча проблем, тысяча угроз; она рискует умереть или серьезно покалечиться тысячу раз в день. Ей нравится искусство выживать благодаря смекалке. Истинная стратегия, полное погружение в настоящее, в текущий момент.

Курьеры – приветливая пиратская банда, связанная ощущением «мы не такие, как все», этаким esprit de corps [163], как у партизан-моджахедов и экипажей космических шаттлов. Они знают, что снаружи джунгли. Они очень пестрая компания: парень с нарисованными языками пламени на раме – будущий священник; девушка с мандельбротовским узором на массивном заднем колесе – безработная актриса; мужик в трико с аккуратными шевронами трудился в Алабаме как каторжник, в цепях. Да, сэр, наркотики – за что еще нынче можно угодить на принудительные работы в цепях? Ну, еще за то, что ты черный. Есть по меньшей мере один доктор атомной физики, недовольная домохозяйка, которая как-то утром взяла и бросила мужа, детишек, всю эту богатую клетчаткой, пропитанную пивом семейную жизнь; психопат; будущий Джеймс Джойс (или нет); актеры, отцеубийцы, шуты, священники, притворщики. И Эллиот.

Эллиот думает, что он, вероятно, единственный такой в стране мужей, которым принято давать имена в честь статуй с алебастровыми ликами. Возможно, так оно и есть. У Эллиота длинные волосы. Он не зачесывает их назад, смазав гелем, и не заплетает в косичку; просто длинные, светлые и пахнущие травяным шампунем для ежедневного использования. Эллиот всюду добирается первым, если есть куда добраться; он первый установил на свой вседорожный велосипед восемнадцатискоростную трансмиссию «Шинамо», первым обзавелся той самой новенькой майкой из Милана [164], а также поясной сумкой и большими спортивными часами в резиновом корпусе и на эластичном ремешке, первым приветствовал новеньких: здрасьте, я Эллиот, вероятно, единственный Эллиот во всей стране; приветствую.

Эллиот заметил Энью.

Энья знает, что Эллиот ее заметил. Энья не уверена, что внимание Эллиота – то, что ей нужно. Как будто всё хорошее и плохое в Соле выстирали, погладили и разложили по полочкам; его потребности, ее секреты, его голод, ее неспособность этот самый голод утолить. Она хочет и одновременно не хочет вновь заплывать в эти воды.

Эллиот под видом беседы выясняет, что ей нравится.

– Музыка, – говорит она.

– Типа, джаз? Фолк? Господи, только не четыре аранских свитера, поющих «Разгульного бродягу» [165]… Рок? Тяжелый металл?

– Нет, – говорит она. – Музыка!

Эллиот увлекается дизайнерскими танцами. Уличной музыкой. Musique [166]. Максимум ритма, минимум мелодии. Подслушанные звуки, нарезки, сэмплы, этно-бит: барабанщики из Икомбе и воющие муэдзины. Он проживает эту музыку с вовлеченностью и непосредственностью, привлекающими Энью. Она знает, каково это – когда ты втайне одержим, когда ты горишь. Потому Эллиот и обратил на нее внимание. Когда он говорит о том, чем хочет заниматься – сочинять музыку, записывать диски, выступать в клубах и на «складских» вечеринках, – между ними как будто вспыхивает летняя молния. Энья проигрывает ему третью симфонию Чарльза Айвза на своем плеере «Уолкперсон». Она видит его сверхсосредоточенность, стремление постичь нечто, выходящее за рамки привычного опыта. Ей это нравится. Он спрашивает, можно ли одолжить кассету. На следующее утро, когда они забирают заказы у Омри, у него такой вид, будто он пережил религиозный экстаз.

– Это… ух… просто космос. Я не слишком-то понял, как работает такая музыка, но звучит очень круто.

Вероятно, все неспроста, думает Энья, когда воздерживается от сарказма по поводу его «ух», «космос» и «круто».

– Осторожнее, – говорит ей Омри, когда он на своем вседорожном велосипеде с системой «Шинамо» вливается в колоссальную реку душ. – На этой заднице мои отпечатки пальцев.

В тот вечер он приглашает Энью к себе в «гнездо». Он из тех, думает она, у кого есть «гнездо». Она поделилась с ним своей музыкой; он хочет поделиться своей. Где-то под киноафишами и стеллажами с кассетами, катушками с пленкой и клубками проводов, диктофонами и микрофонами, радиоприемниками, кассетниками и проигрывателями для компакт-дисков, графическими эквалайзерами и мини-микшерами, MIDI-клавиатурами и монохромными черно-зелеными мониторами, синтезаторами и ритм-машинами с сенсорной панелью – в общем, где-то в глубине под всем этим наверняка сохранился каркас и обстановка миленькой квартирки в мансарде. Энья высчитывает, сколько велосипедных миль приходится на метр коаксиального кабеля.

– Если ты чем-то страстно увлечен, ничего с этим не поделаешь, – говорит Эллиот. – Попробуй это.

«Это» – мини-гарнитура с микрофоном, подключенная к кассетнику.

– Я могу такое полюбить! – кричит она, погруженная во взаимосвязанные ритмы и напористые басовые партии. И чувствует себя немного глупо, поняв, что кричать не