Шрифт:
Закладка:
«Дальневосточная электроника» поздравляет вас с Новым годом и желает всяческих успехов с вашим новым персональным органайзером „Сони Нихон Хакудати 19“».
Энья не знала, включить ли органайзер или стукнуть по нему молотком.
Она достала молоток из-под кухонной раковины.
И включила.
На жидкокристаллическом дисплее замелькали слова и символы, слишком мимолетные для человеческого восприятия. Линии переплетались и перемежались, образуя муаровые узоры в стиле оп-арт. Экран очистился, затем высветились слова, серебристые на сером:
ДЕЗИНТЕГРАТОР ЗАГРУЖЕН.
Она начала листать инструкцию по эксплуатации, и тут экран очистился, появилось новое сообщение.
НАЖМИТЕ 8, ЧТОБЫ ПРОДОЛЖИТЬ.
Когда инструкции, не содержащиеся ни в одном руководстве, начали прокручиваться на экране, Энья поняла. Подобно затравочным кристаллам в перенасыщенном растворе, ее подсознательный крик о помощи, превосходящей понимание, привел к появлению «людей в черном». Сама того не осознавая, она создала и отправила обратно в нематериальность Мигмуса своих первых фагусов, которые принесли ей чудесный, могущественный дар.
Оружие.
Мистер Муни из конторы по реставрации антиквариата, занимавшийся обслуживанием и заточкой мечей Эньи, был в ужасе от того, что эта маленькая черноволосая женщина с землистым лицом хотела, чтобы он сделал с клинком Мурасамы. Но он это сделал. Настойчивость маленькой черноволосой женщины с землистым лицом не оставила ему выбора.
Той ночью она наблюдала, как серебряные иероглифы дезинтегратора роем вылетают из хабаки и сливаются с клинком. Она взмахнула катаной и отработала пять основных стоек одну за другой. Меч пел для нее, и это была новая песня, которую никто другой не слышал.
Два самурая с обнаженными мечами стоят на склоне холма. Идет проливной дождь. Они промокли насквозь. Но ни тот ни другой даже не шелохнутся. Они стоят с рассвета под ливнем, не двигаясь. Они Мастера, величайшие представители Пути, и все же они стоят, промокшие до нитки, словно оцепенев, потому что пошевелиться – значит раскрыть свой дух врагу и наделить его преимуществом.
Поэтому ни один из них до сих пор не пошевелился. И не пошевелится.
Разве что кто-то припрятал оружие подавляющего превосходства.
Федра слишком изысканный стратег, чтобы допустить столь грубую вещь, как победный блеск в глазах, но с того момента, как она входит в стеклянный офис, откуда с высоты открывается вид на всю прозрачную жизнь Стеклянного Зверинца, Энья знает: настал час, когда неотразимое оружие будет извлечено из ножен.
Неотразимое оружие – тонкий лист, распечатка из матричного принтера. Столбцы, строки, таблицы, диаграммы.
– Энья, ты не могла бы объяснить, что это значит?
Вот так, сразу по имени. Ну что ж.
Результаты анализа мочи. Понятия не имея, как истолковать десятичные доли и проценты, Энья знает, что там написано.
– Отклонение на несколько пунктов, Энья.
Шехина. Сияющее Присутствие Бога.
– Послушайте. Давайте обойдемся без благочестивой хрени про то, что компания обязана мужественно и непоколебимо противостоять величайшей социальной угрозе века, потому что, откровенно говоря, это не слишком убедительно звучит из уст человека, который запихал в свои натруженные ноздри ВВП нескольких южноамериканских стран.
На лице Федры расцветает неповторимая улыбка Федра-стайл.
– Хочешь взглянуть на мой анализ? Вот он, на столе. Могу указать, где что не сходится.
– Не сомневаюсь, он чист, как колумбийский снег, Федра.
А если с холма, на котором стоит один из самураев, открывается вид на Хиросиму?
Это был момент, когда в любом другом настроении и при любых других обстоятельствах Энья сделалась бы красновато-коричневой, как ее первая пара туфель: Джейпи Кинселла с его пробирающими до костей остротами. Она знала, что он хочет что-то сказать. Она бросила на него многозначительный взгляд, собирая разрозненные фрагменты своей личности в три картонные коробки. Две кружки, три точилки для карандашей (одна с Гарфилдом, одна стандартная алюминиевая, одна в виде черноклювой гагары), ручки, деловые блокноты, «ртутные лабиринты» и прочие головоломки в стиле закати-шарик-в-лунку, кубик Рубика, смазанный вазелином для сборки на скорость, набор порнографических чашечек для саке с шариками на дне, которые, оказываясь погруженными в саке, магическим образом демонстрировали пары, занятые оральным непотребством, шарик из алюминиевой фольги размером с кулак, плеер «Уолкперсон», три комплекта испорченных батареек, истекающих ядовитым оранжевым гноем, кассета с «Мейстерзингерами» [155], которую она считала потерянной навеки, томик с избранными рассказами Д. Г. Лоуренса, пара колготок, упаковки тампонов и салфеток, свечи, иконки, кусочки причудливого синего фарфора, подвесная игрушка с исчезающими видами летучих мышей всего мира, водяной пистолет, настольный органайзер, вазочки для карандашей, ассорти из шеффлеры, гипоэстеса и карликового фикуса, свизл-стик [156] из чистого золота, недоеденная плитка шоколада (темного), несколько картонных папок с различными бумагами, просроченная наклейка, свидетельствующая об уплате дорожного налога, грозное письмо из налоговой инспекции, уведомление из компании по кредитным картам, сообщение из «Ридерз дайджест» о том, что она, возможно, выиграла смехотворную сумму, кассета с Così fan tutte [157], которую она также считала утраченной, пара туфель на высоком каблуке для особых случаев, упаковка парацетамола, капли в нос, антигистаминное, фруктоза в таблетках, пластиковая собачья какашка, открытки с днем рождения, Рождеством, пожеланиями выздоравливать и поскорее вливаться в коллектив на новой работе.
Она протягивает руку Джейпи. Смотреть ему в лицо не может.
– Что ж, Джейпи, прощай. Мне было приятно с тобой познакомиться, но все однажды заканчивается. Всего хорошего.
– Блин, Энья, она не должна была тебя увольнять…
– Она и не уволила. Я сама ушла.
– Прекрасный жест, Энья, благородный жест, но чем же ты теперь будешь заниматься?
– Одному Богу ведомо, Джейпи. И больше никому. Не рекламой. Федра разнесет весть по всему городу. Кинселла, вот что я тебе скажу: если твою голову хоть однажды посещала творческая мысль, если ты хоть на минуту алкал оригинальности, свежести, креативности и гениальности, если в твоей душе имеется хоть крупица понимания сути искусства, ты тоже уволишься, потому что это место – смерть творчеству. Смерть, Джейпи. Смерть.
Затем она гордо выходит из Стеклянного Зверинца с тремя сложенными друг на друга картонными коробками в руках, и в каждом кубикле ей вслед поворачиваются головы, а она никого не узнает.
Автоматический шлагбаум на выезде с автостоянки QHPSL проглатывает ее карту и вознаграждает сообщением ПРОПУСК АННУЛИРОВАН.
Она слишком зла, чтобы остаться дома, слишком зла для всего, что обычно ее успокаивает: музыки, ванны и виски, гимнастики, упражнений с мечом в додзё, прогулки в саду, беседы с мистером Антробусом. Она хочет увести свой гнев в город, водить его по улицам, как пантеру на цепи. Она хочет, чтобы люди видели ее гнев, слышали, как потрескивает воздух, когда она проходит мимо, чувствовали его жар
