Шрифт:
Закладка:
– Я!
Меньший киай. Тюдан-но камаэ, средняя стойка, кульминацией которой является «мэн», удар в шею – идеальный удар, самый сложный из всех, которые пришлось освоить.
Впервые она понимает, что значит относиться к врагу как к почетному гостю.
Экраны телевизоров, выстроившихся стеной, захлестывает снежная буря помех.
Даже Джейпи интересуется, не носила ли она тот же самый наряд вчера. Люди в QHPSL замечают подобные вещи.
Он рассматривает прозрачную пластиковую бутылочку на своем столе с подозрением, которое обычно приберегает для депеш в коричневых конвертах, присланных из государственных органов.
– Это довольно просто, – говорит Святоша Федра, с изящным и благосклонным видом раздавая прозрачные пластиковые бутылочки с плотно прилегающими, завинчивающимися крышечками всем обитателям Стеклянного Зверинца, коих она редко удостаивает своим присутствием. – Заполни пустоту.
– Что? Прямо тут, не сходя с места? – Джейпи складывается пополам в гротескном приступе смеха. Энья, потрепанная, сонная и ощущающая легкую тошноту, откидывается на спинку стула и начинает катать пластиковую бутылочку по столу ногами в чулках – самомассаж стоп.
– Усекла суть, Макколл?
– Макколл суть усекла.
– Федра, дорогуша, нынче утром слова тебя не слушаются. Одно из двух «п»: парень или ПМС.
– Ну да, мать твою: ПМС – это же период мужских страданий.
– Эге-ге, ну ты даешь, красотка.
– Зассал, Кинселла?
– А это отличная идея.
Святоша Федра продолжает путь. Джейпи возвращается, подносит бутылочку к свету.
– «Шато Мутон Кинселла»; непритязательное винцо, но есть в нем что-то дерзкое, и я уверен, оно вас очарует. Если бы я знал, что на сегодняшнее утро у нас такие планы, не стал бы пробовать крем-суп из спаржи. – Джуди-Энджел из транспортного отдела проходит мимо с маленькой пластиковой бутылкой в руке. – О, Джуди-Энджел, – поет Джейпи, – а ты в курсе, что, если выпить стакан своей мочи – не чужой, заметь, – цвет лица станет как у младенца?
Она беззвучно посылает его на три буквы. Он поворачивается на стуле и в направлении открытой двери офиса поет в стиле ду-воп 50-х:
Джуди-Энджел, я люблю тебя, разве ты не видишь?
Джуди-Энджел, пусть даже от тебя попахивает мочой.
Это все твоя кожа, мягкая и прелестная,
и я так сильно хочу ее целовать.
Она такая гладкая, потому что каждое утро
ты выпиваешь стакан мочи.
Джуди-Энджел, дуби ду-ва, Джуди-Энджел,
дам-дам-дам-дам…
Нечто вроде ресторанной тележки с телескопическими стальными усиками с тихим завыванием катится через Стеклянный Зверинец.
– Может, чашечку ромашкового чая? – интересуется Джейпи.
– А что случилось с миссис О’Вералл?
– С ней случилась Святоша Федра. Передовое достижение в области автоматизации офиса и все такое прочее.
– Бедная миссис О’Вералл.
– Бедные мы все, и в особенности ты, Энья Макколл.
– Почему? – спрашивает Энья, проворно поворачивая бутылку в вертикальное положение пальцами ног.
– Ты же отправлялась с рюкзачком в Страну чудес, красотка? Святоша Федра пытается очистить совесть – или, сдается мне, действует по прямому указанию Скотины Оскара. QHPSL рвется встать в одну шеренгу с Нэнси Рейган, Барбарой Буш, Суперменом, Чудо-женщиной и Мэндрейком Волшебником[149], объявив, что мы против наркотиков. Нас проверяют на дурь.
Рождественская пора. Рубим деревья. Устанавливаем оленей, поем песни о том, как накормим весь мир, и о том, что мы желали бы Рождества каждый день [150] (только представьте, все эти тапочки, трусы-боксеры с веточками остролиста и духи, которые вам не нравятся; весь остаток жизни сведется к повторам «Волшебника из страны Оз» и облачкам горячего ферментированного пара, которым безмолвно пердит индейка); мечтаем о «Белом Рождестве», чтобы «мчаться на саночках сквозь снег» и «каштаны жарились в костре, а Дед Мороз щипал за нос» [151]. (Тут вообще довольно зелено, в прошлом году снега не было и в этом, скорее всего, не будет. Самая теплая зима в истории. Это как-то связано с глобальным потеплением.) Откармливаем кредитки. Оглушаем индеек электрошокерами на пятьсот вольт, а потом гильотинируем автоматическими ножницами; вытаскиваем напичканные алкоголем трупы из дымящихся разбитых хетчбэков; январские распродажи начинаются в канун Рождества; рождественские елки наряжены с конца ноября; рождественская фоновая музыка в гипермаркетах звучит с конца октября; Санта-Клаус заселяется в свой заколдованный ледяной грот в каждом пригородном торговом центре в конце сентября; и кто-то написал письмо в газету, утверждая, что видел первую рождественскую открытку в магазине в конце августа.
Энья получила подарок от Сола. Подперев голову руками, он лежал на подушке и наблюдал, как она стоит на коленях на краю его кровати, в майке с надписью «Спасите тропические леса» и трусиках размером с почтовую марку, приклеенную к резинке, вертит подарок так и этак, ощупывает, слушает, как внутри что-то грохочет, дребезжит и издает мелодичные звуки, трется о него щекой, трогает языком, облизывает упаковку, горький скотч, охает и ахает, а потом с детским ликованием, которое Сол находил необычайно эротичным, срывает бумагу, открывает коробку и вытаскивает прозрачную пузырчатую пленку.
– Это электронный персональный органайзер. Вроде портативного компьютера. Адресная и телефонная книга, календарь, дневник, планировщик, встречи, заметки, личная информация, часы, будильник, энциклопедия, карманный калькулятор и расчет курса валют. К нему прилагаются дополнительные пакеты информации на дисках, и есть двадцатиконтактный разъем для подключения к персональной ЭВМ или мэйнфрейму, а также переходник, позволяющий перекидывать номера из памяти прямо в телефон. Есть даже дополнение-принтер…
Она уже лежала на спине, держа органайзер над лицом, и нажимала кнопки.
– Да, кстати, вот твой подарок.
Пока он разрывал оберточную бумагу с репродукцией Хокусая и расхаживал перед зеркалом в гардеробной, любуясь собой в японской юкате из настоящего шелка, ее пальцы перебирали кнопки.
– Сол, взгляни-ка.
Она показала ему экран: «С Рождеством, Сол», гласили черные буквы на сером фоне, похожие на шеренгу фашистов. Где-то рядом в новостях по радио сообщили, что район поиска обломков трансатлантического авиалайнера, потерпевшего крушение за четыре дня до Рождества, расширен до круга диаметром пятьдесят миль в Южно-Шотландской возвышенности.[152]
2
Краткое содержание предпоследнего Рождества десятилетия на Эсперанса-стрит. Дети получают скейтборды и куртки со звездами австралийского сериала на спине. Папы получают видеокамеры или, если повезет, спутниковые тарелки. Мамы получают сладости, всякую пахучую дрянь и нижнее белье, надеть которое до конца жизни не осмелятся.
Наслаждаясь своей единственной ночью в одиночестве, вдали от «куба либре»-лимбо вечеринок с рекламщиками, вечеринок с юристами, вечеринок с учениками додзё, вечеринок с друзьями, вечеринок с друзьями друзей, предшествующих грандиозной новогодней вакханалии, Энья сидела босиком, свернувшись калачиком на диване, и, наполовину загипнотизированная мягким мерцанием
