Ники чувствует, как земля уходит у нее из-под ног, ее охватывает такая боль, что у нее перехватывает дыхание, она в ярости, она не может поверить. Этого не может быть. Только не Дилетта. Дилетта. Дилетта. Она сильная. Здоровая. Она спортивная. Всегда веселая. У нее никогда не было парня. И волна ярости охватывает ее, она снова задыхается. Как будто это случилось с ней, даже хуже. Потому что тогда она бы ничего не осознавала. А она знает, видит ее и ничего не может сделать. И Ники идет к Алессандро, который стоит в стороне, не желая помешать, сказать что-нибудь не так. Ники подходит к нему и крепко сжимает его рукав, она вонзилась в него ногтями, как будто это единственный надежный утес в море боли и страданий. И склоняется к груди Алессандро и плачет навзрыд, выливая всю свою боль ему в пиджак. Алессандро прижимает ее к себе:

– Ш-ш-ш, Ники, милая Ники…

И этого объятия достаточно, чтобы ее успокоить. Рыдания становятся тише, она успокаивается в этом его пиджаке, как на островке среди бушующего моря.

– Да. Мне лучше. – Она пытается убедить себя саму. – Поедем домой. Я приеду сюда завтра.

И они тихо уходят, в тиши ночи, состоящей из страха, боли, бессилия, отчаяния, надежды и мольбы. У Ники нет сил представить себе жизнь без этой Ондэ. Глава восемьдесят третья

Все последующие дни Ондэ сменяли друг друга в больнице. Они установили очередность. Сменяя родителей и друг друга, полные оптимизма, радости и уверенности. Что все будет хорошо. Они были неутомимыми: дружбе несвойственна усталость. И тому пример – Ники. Олли. Эрика. Иногда вдвоем, а то и втроем они сидят у изголовья Дилетты и готовятся к экзаменам.

– Да, так просто ей не отделаться…

– Эй, Дилетта, ты хотела сачкануть?

И они смеются, упорно гоня от себя мысль о той аварии. И, глядя на нее через стекло, то и дело что-то вспоминают. Смешную историю. Ее необыкновенную силу. Как классно она играет в волейбол. И того парня, которого у нее никогда не было.

– Знаешь, кто в последнее время стоял к ней в очереди?

– Нет, а кто?

– Филиппо. Из пятого «А»[21].

– Да ладно! Он просто классный! А она?

– Она – ноль внимания. Как будто его не существует.

– Да ты что? Она с ума сошла! – Олли трясет головой. – Блин, да я бы…

– Олли, ты не образец для подражания.

– Я поняла. Но вы бы тоже не устояли перед таким…

– Да, но не с ходу, как ты.

– Потому что я более искренняя, слушаю свое сердце.

И так дальше – они болтают, шутят, смеются, как будто Дилетта с ними, и так они проводят долгие, бесконечные часы.

Дома тоже все, кажется, изменилось. Так бывает, когда случаются такие вещи. Как будто запотевшая линза вдруг очистилась и ты стал ясно видеть все происходящее.

В тот самый день аварии – бац! – Ники получает пощечину. Очень больно.

– Ай, мама! Ты с ума сошла?

– Я? Нет, это ты сошла с ума, так поздно пришла!

– Дилетта в больнице. У нее кома!

– Да, а что еще ты придумаешь? Не стыдно тебе, Ники?

– Мама, правда, она попала в страшную аварию!

– Так. Хватит. Быстро иди в свою комнату.

Но вскоре, узнав, что это правда, Симоне становится ужасно стыдно.

– Прости меня, деточка. Я думала, это неправда.

– Как ты могла представить, что я могу такое выдумать? За кого ты меня принимаешь, мама?

– Как она сейчас?

– Пока ничего нового. Но и ухудшений нет. Хотя и лучше не становится. Мне очень плохо.

Симона обнимает Ники, и та начинает плакать. Она снова чувствует себя маленькой девочкой на груди у мамы. А Симоне так хочется утешить ее чем-нибудь. Подарить ей игрушку. Платье. Как когда-то. Но теперь не тот случай. Теперь остается только молиться. За свою дочку. За ее подругу. И дни ползут медленно и мучительно. Утром подняться. Надеяться. Вернуться домой и лечь спать. И вздрагивать при каждом телефонном звонке. Глава восемьдесят четвертая

Однажды днем.

«Sapere aude!»[22] Ники сидит рядом с кроватью. Она громко читает текст по философии. Это Кант.

– Имей мужество использовать свой разум. Понятно, Дилетта?

Ники кладет книгу себе на колени. И смотрит на это неподвижное, ничего не выражающее лицо. Кажется, Дилетта не слышит.

– Давай, хватит прикидываться, тебе тоже надо повторить Канта. Или ты думаешь, что не будешь сдавать экзамены? Слушай, мы же договаривались, что все вместе будем поступать в университет. А Ондэ никогда не нарушают своего слова! – Ники продолжает читать: – Итак… Здесь уже посложнее будет. И поэтому будь повнимательнее. Перейдем к гносологии Канта…

– Гносеологии.

Вдруг этот голос. Хриплый. Неясный. Но это ее голос!

– Дилетта!

Дилетта поворачивает голову к Ники. И улыбается:

– Надо с «е» произносить. Ты, как всегда, ошиблась.

Ники не может поверить своим глазам. Слезы текут ручьем, она плачет и смеется.

– Гносеология, гносеология, самое лучшее слово в мире!

Она вскакивает и обнимает подругу: осторожно, боясь сделать ей больно. Она утыкается ей в шею и плачет, плачет, как маленькая девочка.

– А говорят, философия усыпляет!

Эта девочка получила приз. День за днем она выполняла домашнее задание, и вот она получила лучший в мире подарок. Ответ на ее молитвы. У нее снова есть ее подруга. И одна за другой появляются Ондэ, и родители Дилетты, и врач:

– Выйдите, выйдите быстро, ей нужен воздух, вас тут слишком много!

Олли, Эрика и Ники выходят из палаты.

– Сегодня встречаемся в «Аляске», да что там, я сегодня брошусь в фонтан Треви, эй, давайте бросимся вместе?

Они смеются и обнимаются, прямо как игроки в регби, опустив головы.

– Гип-гип-ура!

А медсестры шикают на них…

Внизу, у выхода из больницы. Ники надевает шлем:

– Девчонки, я сегодня дома сижу: надо готовиться. Времени совсем не остается.

– Да, мы потеряли кучу времени.

– Потеряли? Да мы его выиграли! Это ведь мы заставили ее очнуться!

Глава восемьдесят пятая

– Мама, мама, представляешь? – Ники влетает домой, крича как ненормальная. – Я читала Дилетте Канта, и она пришла в себя!

Симона встает из-за стола, где она занималась с Маттео. Подходит к ней и обнимает. Прижимает к себе. Поднимает глаза к небу:

– Благословен Бог. Ники, как я счастлива! Пойдем к тебе в комнату. Маттео, закончишь сам. Иначе не отвезу тебя