Шан нервничал. Сестра сжала руку сильнее. Наследник кашлянул, начал важным тоном, но сразу же спохватился и сделал голос проще:

— Я считаю… Кайранджахау нужен я в качестве удобного правителя и красный карг, как символ власти. Поэтому логично нас разделить, чтобы не облегчать задачу врагу.

Цефлим, незаметно для Заба и весьма ощутимо для брата, ущипнула его за бок. Но Шан даже не поморщился и добавил:

— Ему можно доверить самое ценное сокровище нашего рода?

— Да, — чуть помедлив, ответил Заб.

— Тогда решено.

Заб кивнул, подошел к двери и, приоткрыв ее, позвал друга.

Хитрец оказался низкорослым и сутулящимся мужичком. Большое, морщинистое лицо с парой коротких, пересекающихся шрамов на щеке и добрыми, влажными глазами вселило в Шана некую долю спокойствия. Из носа и ушей торчали волосы. На голове кепка, сваленная из овечьей шерсти — такие им показывали на уроках в качестве примера рукоделия бедняков, — с заткнутым гусиным пером. Одет он был по-простому и смущенно мялся у входа, пошмякивая утепленными калошами.

Когда Заб представил друга, тот достал из-за спины тряпичную куклу с нарисованными глазами и несмело протянул Цефлим. Девочка брезгливо уставилась на игрушку и отступила вглубь комнаты. Подарок пришлось взять Забиану, кукла тут же метким броском отправилась в полет на кровать.

— Забираешь Цефлим и камень, — распорядился Заб. — Ждете у топей двадцать дней. Если нас не будет, идите к побережью — найдешь путь морем.

— А почему сразу нельзя по морю? — Цефлим сидела на стуле, сложив руки на груди, и придирчиво разглядывала нового компаньона.

— Лучший вариант — это через топи, — ответил Заб, — зная где и как идти. Да и красный должен помочь. А морем — опасно. Но через болота без проводника и карга — шансов нет совсем. Прощайтесь.

— Уже?! — воскликнула Цефлим.

Шаном овладела тоска путешественника, горюющего по родному дому, и самый настоящий мандраж: руки и ноги затряслись, дыхание застопорилось где-то в грудине. До ужаса хотелось надышаться воздухом, пока рядом была сестра. Он подошел к ней и скупо обнял, боясь, что та заметит волнение и тряску.

— Всего десять дней, — прошептал Шан на ухо Цефлим. — Всего десять. Может быть, меньше. Мы поторопимся.

Она как-то нервно улыбнулась и молча, опустив взгляд, отошла к Хитрецу. Пока тот повесил на плечо сумку и достал узкий наконечник длиной вдвое более ладони, Шан все время убеждал себя, повторяя одну и ту же фразу: «Все будет хорошо. Всего десять дней. Всего десять».

Забиан кивнул другу. Хитрец немедля стукнул наконечником о железную дужку кровати и твердо шагнул навстречу девочке. Мелин запел уныло и тревожно низким, растворяющимся в пространстве, пробирающим до костей звуком. Мужчина обхватил Цефлим, и не успела она что-либо возразить в ответ на этот хамский жест, как оба исчезли в ослепительной вспышке желтого света.

Шан даже зажмурился, а когда открыл глаза, то ощутил невыносимое одиночество.

— Идем? — Заб положил руку на плечо наследнику.

— Идем, — заставил себя сказать Шан. В тот момент он люто ненавидел жалкого трусишку, лентяя и бегущего от ответственности негодяя, что звался наследником рода Гирей, потому что был уверен: не будь он таким, им не пришлось бы расставаться. Смелый и волевой Шан что-нибудь обязательно придумал бы. Он смог бы защитить сестру сам.

Они вышли через задний вход, оседлали приготовленных лошадей и, не привлекая внимания, под прикрытием стен длинных сараев и стогов сена, покинули постоялый двор «Печник и бесстыдница».

— Молодой человек! — раздался откуда-то снизу гнусавый, противный голос.

Шан не удивился бы, если бы это облезлая крыса пищала, а ему просто показалось, но нет, то была старушка-оборванка, прикорнувшая у кучи навоза.

— Молодой человек! — снова проскрипела она, вытянув в их сторону костлявую руку в ссадинах и язвах. — За восемь серебряных не хотите ли о будущем своем услышать?

Шан притормозил коня. Остановился и Заб.

Один глаз у старухи был прикрыт изуродованным веком, а второй подернут белесой дымкой. Странно, но зубы целые и здоровые, отсутствовал лишь один верхний, она скалилась, часто причмокивая, от чего губа жутко подрагивала.

— Мошенница, — констатировал Заб. — Обычная цена за предсказание здесь пять серебром. Не обращай внимание. Поехали!

— Но ты же из богатых! — скулила пророчица. — Из знатных. Я чую. Хоть и не вижу. Не гневи Немерву — заплати и узнай, чем завершится твой путь.

— Что еще ты чуешь? — Шан был заинтригован. Папа никогда не пользовался услугами пророчиц, считая их обычными гадалками, а выслушивание их незатейливых бредней, в которых нет-нет да промелькнет угадывание, пустой тратой времени. При дворе не было места служанкам богини судьбы Немервы, поэтому Шан никогда их и не видел. Но уж Цефлим-то наверняка перещеголялиа его в этом, и ему хотелось тоже попробовать.

— Хлебом пахнет, — заверещала старуха, поудобнее устраиваясь на куче. — Испечен сегодня утром? И рыбой…

— Дешевый фокус! — фыркнул Заб и напомнил Шану: — Нам пора.

— Заплати ей, — потребовал наследник. Он не считал дешевым фокусом умение учуять запах их завтрака, сидя на куче говна. Она, как минимум, отличный нюхач. — Говори, что ждет меня. Ты получишь восемь серебряных.

Пророчица причмокнула, склонила голову набок, словно прислушиваясь к незримому помощнику, потом яростно закивала и вскинула руки к небу. Ухватилась за видимое только ей, потянула. Даже ногой уперлась в гнилую доску стены, так ей тяжело было вытягивать. Успокоилась. Снова причмокнула и, оскалив серые зубы, произнесла:

— Ты станешь тем, кем мечтаешь. Кем мечтал совсем недавно. Сегодня…

— Я же говорил, — вздохнул Забиан, — напрасная трата…

— Помолчи! — грубо оборвал Шан.

— Ты растопишь снег, — продолжала старуха. — И снег растопит тебя…

«А вот это уже непонятки, — смекнул Шан, — надо бы задавать вопросы поконкретнее». И озвучил:

— Мы найдем того, кого ищем?

— О нет, — печально поведала пророчица и поспешила добавить: — Но вы найдете куда больше, чем ищите.

Заб подъехал вплотную к Шану, бросил старухе монеты и прихлопнул илори наследника по крупу.

— Я же говорил: глупости. Едем.

Шан остался недоволен неожиданной встречей. В душе копошились сомнения. И, прежде чем отправиться вслед за Ревущим, он, решив по-другому узнать о своей судьбе, спросил у пророчицы:

— А моя сестра? Она дождется того, кого ждет?

Старуха замерла. Шану показалось, что ее слепой глаз даже заскрипел, до того он быстро дергался.

— А-а-а, — застонала она, склонившись к самой земле и обмакнув ухо в навоз. — Сестра-а-а…