Каждый раз Пепит удивлялась своему голосу: «Неужели так меня слышат? Какой писклявый и скрипучий голосишко».

Старший толкнул дверь и отступил на шаг, ссутулившись.

— Иди первый, — буркнул он тому единственному из них, кто был вооружен.

— Сам иди! — голос нахрапистый, наглого задиры.

— Но у тебя гарпун, — попытался возразить старший.

— На. — Борзый (так про себя прозвала его Пепит) впихнул пику в руки Старшего, да так, что тот не посмел отвертеться. — Теперь у тебя. Вперед.

Старший вытер нос рукавом, шмыгнул и вошел внутрь. Борзый потер руки, пригнулся — наверно, был самым высоким — и последовал за первым. Младший же покрутил боязливо светлой головой по сторонам и нырнул за друзьями.

Пора спускаться. Пепит убрала ракушку и проворно, цепляясь за каменные выступы, сползла с арки, бесшумно приземлилась в траву в нескольких шагах от хижины.

Нужно проучить их раз и навсегда. Разговор будет не из приятных, — Пепит понимала это и настроилась решительно. Они верят, что она слуга Думрока и способна оборачиваться зверем. Зачем же разубеждать их? И какое им дело до того, что в обличье волка она никому не прислуживает и делать это не намерена.

Пепит неслышно вошла в иженкум и закрыла за собой дверь.

Мальчишки разом вздрогнули и обернулись. Младший отшатнулся с поросячим визгом, старший схватился за спинку стула, выронив холодное оружие. Наглый совладел с испугом быстрее всех, он поднял гарпун, ловко покрутил в руках и шагнул навстречу.

— Обхитрила, — усмехнулся он, будто Пепит с ним шутила.

— Как ты?.. — вымолвил судорожно старший.

Девчонка кивнула на ракушку, лежащую на столе:

— Сувенир с морюшка.

Она не собиралась подробно объяснять этим недорослям, каким образом отправила свой голос в хижину.

— Смрадная паршивка, — проскрипел Борзый, изменившись в лице — теперь он морщился, словно находился возле выгребной ямы. — Последний раз предупреждаем: или ты уходишь или смерть!

Гарпуном наглый пристукнул по крышке стола.

— Я проткну тебя и насажу, как кролика, — продолжал он угрозы, кривясь и стараясь не смотреть в глаза Пепит, — выпущу кишки, а потом подвздену к потолку, и ты будешь гнить там, как грязный цнои, пока шакалы и вороны не растащат твой труп по кускам.

Пепит решила действовать под стать ему:

— Да тебе бы на кухню: у меня аж слюнки потекли от таких описаний. Смертью меня решили испугать?

Она подпрыгнула и, схватившись за гладкий шест, который она сама закрепила под потолком от стены к стене, стала раскачиваться на нем, как на качелях. Пепит любила, так качаясь, выскакивать прямо на улицу. Подобное поведение вызвало у мальчишек изумление, граничащее со страхом. Даже Борзый, засомневавшись, отступил.

— Смерть — моя подруженция! — Пепит, покачиваясь на шесте, вещала дерзко, игриво, будто не замечала опасности и угрозы, исходящей от мальчишек. — Я ее просила и не раз: «Забери меня!», а она знай твердит: «Рано еще, рано!»

Наконец Пепит спрыгнула и подошла почти вплотную к Борзому, чем ввела его в растерянное смятение и ступор.

— А вы храбрющие, — похвалила она искренне. — Все вы. Знаете ведь: чтобы жить, мне нужно убивать по одному ребятенку в день. И я до сих пор жива! И угадайте, почему я уверена, что проживу еще как минимум три денечка?

— Сказки! — Борзый отступил и попытался собраться, а вот младший уже готов был хоть сейчас припустить прочь. — Дед рассказывал, что такие, как ты, больны. Эта зараза даже от отца и матери детям не передается. — Наглец напирал, уплотняя пошатнувшуюся почву под ногами. — Где твои родители? Бросили тебя? Да? Как ненужную тряпку! Как косоглазую!

Теперь наступал он, а Пепит, опешив, отходила к двери. Она была всего лишь девочкой. Чаще всего беззащитной, слабой и одинокой девочкой.

— У меня есть друг, — прошептала она с затухающим вызовом. Дрогнула и вера в то, что Ри действительно можно так назвать.

— Что?! — Борзый осмелел в конец и расхохотался. — Нет, вы слышали? У этой твари есть друг! И где же он?

Мальчишка стал по-хозяйски расхаживать по комнате, заглядывая под стол, ворочая кадки так, что выплескивалась вода.

— Куда ты его спрятала? А? Ну, покажи нам своего друга! Не тот ли это чудик с ободранным глазом?

Борзый отпихнул Пепит и, протянув руки к потолку, повис на шесте. И это стало его ошибкой, потому как весил он гораздо больше маленькой девочки. В мгновенье стены хрустнули и сложились расщепившимися сучьями. Потолок рухнул, подняв густую пыль.

Тело Пепит инстинктивно обросло твердой шерстью, больше похожей на шипы, и спасло ее от повреждений.

Она выбралась из развалин и сразу же принялась неистово разгребать завал, с легкостью, словно перья, отбрасывая небольшие бревнышки. У нее даже мысли не возникло оставить мальчишек под обрушившимся иженкумом. Не раз в своем путешествии она выручала лис или диких псов, попавших в капканы, безотказно протягивала руку помощи и старикам, брошенным детям, чем вызывала удивление и даже недоверие. Но по-другому Пепит не могла.

Вытащив трех мальчишек, она положила их друг рядом с другом на поляне возле Оранговых врат.

Светловолосый был без сознания, но живой. Видно, что-то ударило его по голове. Старший почти сразу очнулся и, хватая воздух ртом, вскочил и убежал.

Борзый захлебывался кровью: щепа, торчащая изо рта, вспорола ему щеку и разорвала язык, проникнув глубже. Он держался за шею и извивался, как змея, шипя и выплевывая кровавые ошметки.

Обращение девочки в волчицу только началось, но Пепит мысленно остановила процесс, расслабившись и позволив человеческому облику возобладать над звериным.

Она осмотрела развалины иженкума, бывшего ей пристанищем много льяд. «Значит пора, — подумала Пепит. — Пора снова в путь».

Но куда ей идти?

Она склонилась над притихшим Борзым, прислушалась к биению его сердца, задумчиво проводила взглядом муравья, спешащего куда-то по складкам одежды наглеца.

Лес оживал звуками ночных жителей.

— У меня есть друг, — убежденно повторила Пепит. — И я пойду к нему.