Шрифт:
Закладка:
Какой контраст между Аббасом-мирзой, предполагаемым наследником Персии, и Константином, очевидным преемником российского престола! Если они взойдут на престолы своих стран, Персия может быть благословлена сверх всяких ожиданий, в то время как Россия может увидеть Павла II.
Генерал Ермолов писал о сильном влиянии англичан при персидском дворе и об обилии шпионов около него. Он никогда не мог выехать из Тебриза, чтобы это не было тотчас известно Аббасу-мирзе, который всегда предлагал сопровождать его. Поэтому, чтобы избежать наблюдения, хотя и сильно страдая от скуки, посол оставался дома. «Словом, каждый поступок Персиян доказывал их недоверчивость и обнаруживал старание скрыть от сведения нашего слабость и ничтожество Правительства и хотя бы обманчивою наружностью заслужить наше уважение».
Генерал Ермолов воспользовался возможностью, предоставленной офицером, возвращавшимся в Тегеран, сообщить великому визирю, что он не потерпит, чтобы с ним обращались подобным образом, так как считает это далеким от дружественного отношения, и поэтому примет другую линию поведения.
В своем путешествии посол достиг селения Васьмич, окруженного прекрасными лесами, вследствие обычая их жителей, согласно которому при рождении каждого ребенка мужского пола сажается пятьдесят или более деревьев. «По достижении зрелого возраста он получает их в распоряжение как первую собственность». Этот пример достоин подражания и в других странах, где древесина дефицитна и ценна.
Описание Уджани, летней резиденции Аббаса-мирзы, которое не понравилось посольству, не представляет интереса. Отмечалось, что из замка были видны четыре маленькие деревни, жители коих жили в крайней нищете, потому что, находясь на большой дороге, они должны были снабжать правительственных чиновников провизией и удовлетворять все их потребности. Это показалось удивительным генералу Ермолову, видимо забывшему о многих подобных случаях в России, о чем я уже упоминал в этой книге.
Особо были описаны две большие картины из замка в Уджани, на одной Аббас-мирза представлял свои войска шаху, а на другой – победа, одержанная персами над русскими, вызвавшая возмущение и замечания генерала, который не мог себе представить, когда и где произошло подобное сражение. Он не допускал, чтобы это был «шах, который никогда не покидал своего гарема, переполненного красавицами и детьми», а Аббас-мирза «никогда не препровождал свои войска к победе, никогда не видел их торжествующими, и слава воинская принадлежала лишь резвому коню, спасшему его своим быстрым бегом. Герой, венчавший себя бессмертной славой, есть Англичанин Линдезей из войск Ост-Индской Компании… Сему великому мужу недоставало только великого художника, который представил бы его Юпитером-громовержцем.
Я спросил сопровождавших меня Персиян, какое сражение изображено на картине, не Асландуское ли, где Аббас-мирза, потеряв войска и артиллерию, сам с трудом спасся бегством, и только та часть его армии осталась непобежденною, которую составляли его жены, ибо, из предосторожности, они были заблаговременно удалены!.. Наконец, мне сказали, что картина представляет поражение батальона Троицкого пехотного полка». Этот полк численностью в 300 человек был окружен персидской армией и оказал отчаянное сопротивление.
В этой же комнате стояли портреты Наполеона и Александра. «Из всех изображений Государя, конечно, не было столь мало схожего и столь худо сделанного».
Посол иногда был забавен в своих сухих, но интересных деталях. Каймакам-мирза прислал к ним своего сына, который в возрасте семнадцати лет женился на одной из дочерей шаха. В числе его свиты был мулла, учивший его читать и писать. «Его, казалось, прислали за тем, чтобы отдалить от молодой супруги, которою он, конечно, более занимается, нежели азбукой. В его лета жена не всегда лучший путеводитель к мудрости». В другом месте он высказался о придворных, что, как бы сильно они ни отличались в разных странах, все равно «составляют везде как бы одну особенную нацию, и различаются между собой только в степени просвещения и ловкости».
6 июня посольство достигло селения Шингил-Абат, где было решено дождаться завершения праздника Рамадан. Сюда также прибыли полковник Джонсон и капитан Салтер, возвращавшиеся из Индии в Лондон. Генерал Ермолов отзывался о полковнике как о «человеке весьма умном и беспристрастном в своих суждениях… Он был удивлен бедностью и малым населением Персии. Замечания, сделанные им насчет нравов народа, весьма любопытны». Полковник Джонсон отзывался в высшей степени о генерале Ермолове и о его поведении и гостеприимстве, и полагаю, не без оснований. Однако в дневнике генерала некоторые нелиберальные замечания ускользают от его пера.
19 июня. Посольство прибыло в Верзаган, где к нему присоединился Мазарович[259] из Тегерана, который привез письмо от мирзы Абдул-Вахаба, министра, пользовавшегося полным доверием шаха и считавшегося наиболее информированным из знати.
23 июня. Прибытие в Аванлыг, где было невозможно оставаться из-за полчищ насекомых, хорошо известных своим ужасным ядом. Вскоре посольство добралось до Мианы, ныне прославившейся как столица этих необычных жуков. Генерал Ермолов отмечал, что их укусы не опасны для местных жителей, в то время как смерть иноземцев не была чем-то необычным. «Один слуга Английского Офицера и казак, сопровождавший русского Чиновника, приезжавшего из Тифлиса, не могли перенести действие яда». Персы излечивали себя строжайшим воздержанием от любого вида пищи в течение сорока дней, ничего не употребляя в течение этого времени, за исключением воды с сахаром. Но все же случалось, что «нередко не вполне исцеленные сохраняют на всю жизнь судороги во всех членах». Этот метод лечения использовался, конечно, потому, что персы никогда не пробовали ничего другого.
Жук Мианы в последние годы наделал столько шума, что заслуживает внимания в равной степени как натуралиста, так и врача. Хотя я считаю многие истории об этом опасном насекомом несколько преувеличенными, тем не менее, судя по свидетельствам очевидцев, его укус иногда оказывался смертельным. Однако время, в которое наступает смерть, указывалось по-разному.
Коцебу писал, что жук Мианы «крупнее европейского жука, имеет серый цвет, приближающийся к черному, и покрыт на спине множеством красных пятен, и именно их жало является самым опасным». Они никогда не появляются днем, и свет ламп или свечей их отпугивает. Они населяли Миану с незапамятных времен и распространились по окрестностям. Зимой они остаются вялыми и прячутся в старых стенах, а их яд более активен во время сильной летней жары. В связи с этим следует отметить, что персидские дома построены не из кирпича, а из глины, смешанной с нарезанной соломой, особенно в Миане и во всех окрестных
