граждан и многие уважительные их интересы будут исключены из представительства. Сеймовые дела будут производиться медленно и ненадежно, а также часто приводить к неопределенным и неудовлетворительным результатам. Главным же образом оно не соответствует требованиям современного государственного права (statsrätt) в том отношении, что выборы в народное представительство должны быть общие, одинаковые для граждан всех слоев общества. История показывает, что в различных сословиях часто возникали споры между собой, которые препятствовали нормальному развитию государства (statens) и дробили нацию на враждебные партии. Это происходит везде, где существует сословное представительство. На этом основании во всех конституционных государствах Европы сословное представительство уже отступило перед представительством, основанном на общих выборах, и Финляндия в то время составляла единственную страну, где этот политический институт еще существовал.

Распределение на четыре сословия сопряжено с некоторыми неудобствами. Возможны случаи, когда известные вопросы не во всех сословиях могут быть обсуждаемы с полным знанием дела. Недостаток этот, однако, как поясняли сами финляндцы устранялся предварительной подготовкой дел в общих комиссиях. Когда между сословиями возникало разногласие, этими же комиссиями для согласования решений сословий, проектировалось новое решение дела, поступавшее вновь на рассмотрение сословий. С другой стороны, распределение на сословия имело ту выгоду, что прения в сословиях весьма редко превращаются в турниры красноречия, которые в больших представительных собраниях 20 часто наносят ущерб существу дела. На финляндских сеймах прения имели по преимуществу характер делового обмена мыслей, без широковещательных красивых фраз.

Но старо-шведскому праву значительная часть бюджета не подлежала утверждению народного представительства. Это воззрение отразилось и в уставе 1869 года. Институт ответственности правительства перед народным представительством также не был известен сеймовому уставу.

Когда речь коснулась вопроса о составе духовенства, ректор Рейн в дворянском сословии рекомендовал включить в предложение новый пункт, мотивируя свое заявление следующим соображением: «Периодическая печать в Империи часто не без основания осуждала то обстоятельство, что финские уроженцы православного вероисповедания у нас не пользуются теми же гражданскими правами, какими пользуются жители лютеране... Только настоящее Высочайшее предложение проектирует для них это право, и надо надеяться, что к следующему сейму исповедующие православную веру будут пользоваться правом выборов в сословия горожан и крестьян. Однако, одного законоположения здесь нет. Лютеранская церковь, к которой принадлежит большинство жителей страны, имеет своих представителей на сейме; но так как в стране находится более 40.000 православных, то их право на представительство в сейме следует признать справедливым, поскольку оно зависит от законоположений Финляндии. Поэтому я предлагаю, чтоб и эта церковь имела право выбирать своего представителя в духовном сословии. А так как надо предполагать, что среди православного духовенства нет никого, кто был бы знаком с финским законоположением, то необходимо за ним признать право на передачу своих полномочий избранным лицам, хорошо знакомым с финскими законами. Такое предложение считаю, по совести, и справедливым». Во время прений по сему предмету высказано было мнение, что инициатива по вопросу, требующему столь существенного изменения в действующих основных законах Финляндии, всецело должна принадлежать Государю, а потому предложение Рейна решено было оставить без последствий.

Никаких существенных замечаний по проекту сеймового устава не было высказано ни генерал-губернатором, ни сенаторами. Особенно печально молчание представителя русских интересов. Нельзя не признать, что система представительства и вообще все порядки сеймового устава были хороши для развития края в материальном и духовном отношении. Конечно, народное представительство оживило деятельность края. Но устав имел и оборотную сторону: он вел Финляндию к обособлению от России, делал ее чуждой и нерасположенной к ней.

Земские чины (1867 года), придерживаясь древнего обычая, выразили свое одобрение нового закона тем, что представители сословий — ландмаршал и тальманы — подписали его особо.

Но помимо сего в сеймовом уставе, ранее подписи Монарха, оказалась своеобразная вставка со ссылками на форму правления 1772 года и акт соединения и безопасности 1789 года. Известно при этом, что из сейма 1867 года устав вышел без сей утвердительной приписки. В делах архива статс-секретариата сохраняется шведский текст сеймового устава. Он весь написан одной рукой, а утвердительная переписка — другой. То же самое приходится сказать о переводе устава на русский язык: весь перевод написан одним почерком, а приписка — другим. Эта справка устанавливает только, что приписка чинами сейма и сената вовсе не устанавливалась и не обсуждалась, а явилась в статс-секретариате и притом в последний момент, непосредственно перед поднесением устава к подписи Государя. На подлинном экземпляре устава приписка написана рукой переписчика, а не Его Величества.

Далее, в архиве статс-секретариата сохраняется копия с шведской бумаги, никем не подписанной и без всякой даты. В конце сего документа значится: «Против предложенного сенатом введения я ничего не имею возразить, но недостает проекта самого утверждения и мне кажется, что сенат мог также дать к этому повод. Поэтому я позволю себе следующее изложение в надежде, что кто-нибудь другой сделает это лучше: «Сохраняя за Собой принадлежащее Нам право в том виде, как оно установлено в форме правления от 21 августа 1772 года и в акте соединения и охранения от 21 февраля и 3 апреля 1789 года и неизменно точными словами в вышеизложенном сеймовом уставе, Мы Высочайше одобряем и утверждаем сей устав, как неизменный основной закон. Для вящшего же удостоверения подписали Мы сие собственноручно, в...». Эта приписка почти дословно оказалась вставленной в сеймовой устав впереди подписи Государя.

Впоследствии в частном архиве одного финляндского деятеля нам довелось найти такой же документ, но на русском языке, в начале которого значится: «промемория Брунёра».

Таким образом, вполне определенно устанавливается, что идея утвердительной приписки принадлежит сенатору Брунёру, который входил в состав комитета финляндских дел при статс-секретариате. Он, следовательно, внушил эту мысль графу Армфельту, который, без согласия сейма и сената, внес приписку в сеймовой устав. Таким путем явилась в финляндском законодательстве первая прямая и определенная ссылка на форму правления 1772 года и акт соединения и безопасности 1789 года. — Вследствие бесконтрольного хозяйничания статс-секретариата в важнейших делах края получилось два акта за Высочайшей подписью, из которых один от 1864 года устанавливает, что в Финляндии действует только акт соединения и безопасности 1789 года, а другой сеймовой устав 1869 года признает рядом с ним и форму правления 1772 года.

В той же «промемории» сенатора Брунёра читаем: «Ныне уже невозможно оставить проекта сеймового устава без того, чтобы не пострадало уважение и доверие к Императору и Его слову, чего более всего необходимо избегать. Император Сам в своей речи указал, что основные законы требуют улучшения и пояснения. С этой целью Им предложен сеймовой устав, который