Финляндия радовалась; Россия молчала. — В России, начиная с правительства, на страже интересов которого в Финляндии стоял крайне недальновидный граф Адлерберг, и кончая редакциями лучших органов печати, никто не заметил крупнейшего нововведения на окраине. Финляндские же деятели, ловко проведя устав, насторожились. В статс-секретариате опасались с одной стороны, что гельсингфорсский либеральный орган, руководимый Лагерборгом, проболтается о задушевных желаниях своих соотечественных политиков и скомпрометирует их, а с другой — ожидали выступлений русской печати, особенно «Московских Ведомостей» и «Голоса», и наконец, интересовались узнать, как посмотрит на новый серьезный закон русское общество. Финляндские члены комитета на заседании (11 апреля) подвергли все подобные вопросы предварительному рассмотрению и решили заготовить для русских газет две статьи, кои, по заявлению Армфельта, выразили желание напечатать у себя «Биржевые» и «Петербургские» Ведомости. Армфельт опасался толков и неудовольствия русской публики, как было в 1863 году, во время польской смуты. Заготовленные успокоительные статьи должны были смягчить неприятное впечатление. Напрасная тревога! В России утверждение важного финляндского акта прошло совершенно незамеченным. В России национальное самосознание не пробуждалось и общественное мнение по делам Финляндии ни в чем сильно не сказывалось. Равнодушно Россия встретила в 1809 г. присоединение Финляндии, равнодушно она продолжала относиться к тому, что там делалось.

Финляндские деятели с большим упорством, в течении долгих лет и на нескольких сеймах кряду, добивались преобразования сената, учреждения высшего или верховного суда, а также назначения одного верховного контролера на внесеймовые периоды. Главная идея, проникавшая все эти проекты, — возможная независимость властей и учреждений Финляндии от русского правительства. Судей верховного суда имели в виду сделать, конечно, несменяемыми, из сената создать более сильную правительственную организацию, а всю администрацию подчинить надзору земских чинов. Но так как мотивы оказывались слабыми и искусственными, то проекты успеха не имели.

Ходатайства по перечисленным вопросам начались на сейме 1863 года. В палате дворян двумя членами, бароном Карпеланом и Тёрнгреном представлены были петиции о преобразовании управления края; они исходили из положения, что сенат в настоящем его составе не соответствует требованиям времени; прогресс края по всем направлениям требует больших сил. Для устранения недостатков они полагали полезным учредить: 1) государственный совет, с подразделением на потребное число департаментов; 2) высшее судилище, и 3) разные коллегии для рассмотрения во второй инстанции жалоб на решения губернаторов и других мест по делам административным. Подавшие петицию требовали еще, чтобы все финляндские советники Его Величества были ответственны, государственное управление было контролируемо через депутатов сейма, и чтобы чинам сейма было предоставлено право выбирать сановника для надзора, от их имени, за исполнением законов. «У нас нет, — говорил на сейме депутат Тёрнгрен, — обычного во многих конституционных странах, должностного лица, которое от имени сейма следит за соблюдением закона». Желательно, поэтому, чтобы сейм назначал такое лицо, которое бы, когда оно найдет необходимым, непосредственно докладывало Государю о случившихся нарушениях законов.

Так как ходатайство земских чинов никаких последствий не имело, то на следующем сейме 1867 года Шателович выступил с однородным петиционным мемориалом, который также касался преобразования правительственного учреждения. Шателович усматривал, что все условия политические и экономические, в которых находится Финляндия, заставляют видеть в вопросе о реформе высшего учреждения «вопрос о жизни и смерти страны». Он доказывал, «что устарелые судебные учреждения не соответствуют потребностям настоящего времени», что «высшие учреждения глубоко захватывают экономическую жизнь страны как медленным решением дел, так и недостатком общественного контроля». Далее он обвинял бюрократическую систему, господствующую в управлении, в том, что она препятствует всякой реформе. Он указывал на необходимость облегчить промышленные и торговые сношения Финляндии с Россией и заграницей. Он предлагал обратить департамент юстиции сената в высшее судебное место и таким образом экономический департамент составил бы высшее правительственное учреждение, состоящее из председателя и нескольких членов, которые и стали бы исполнять обязанности министров с портфелями.

Заседание, в котором обсуждалось это предложение, возбудило общее внимание. После прений предложение это было отвергнуто. Более замечательными оппонентами Шателовичу выступили фон-Кнорринг и Биеркстен: первый особенно ожесточенно напал на ту часть предложения, в которой указывалась необходимость подчинить министров нравственной ответственности перед обществом; он находил, что «министр, который будет гоняться за общественным одобрением, не будет самостоятельным»; он доказывал необходимость стеснительных коллегиальных форм». По мнению Биеркстена, министры, подлежащие одной нравственной ответственности, могут обратиться в независимых, самоуправных князьков; что едва ли страх общественной ответственности может служить достаточной гарантией против подобной случайности. «Нет, господа, — сказал он, — останемся лучше пока при наших старых учреждениях, несмотря на их недостатки, чем менять их на новые, так мало соответствующие нашим потребностям».

Против первоначального проекта преобразования сената, как было указано, возражал Рокасовский. Дело перешло затем к его заместителю графу Адлербергу. «Ознакомившись с порядком администрации в Великом Княжестве Финляндском и с производством дел в различных правительственных местах и рассмотрев составленные проекты преобразования таковых, — писал генерал-губернатор (26 июня — 8 июля 1867 года) министру статс-секретарю, — я, с своей стороны, не могу во всех отношениях разделить мнения, на коих основаны эти предложения». Отделение высшей судебной инстанции от сената, как административной власти, граф Адлерберг в принципе признавал основательным и на практике полезным; но отвергал учреждение новых административных инстанций в виде коллегий. Граф Адлерберг, подобно Рокасовскому, признал нежелательным устранение генерал-губернатора от председательствования в сенате. «Полезно и даже необходимо, — писал он, — оставить его председателем сената, что предоставит ему более нравственного влияния на весь административный механизм в крае». В заключение граф Адлерберг просил поручить сенату составление нового проекта.

Составили новые проекты положения о сенате, о верховном суде и новую инструкцию прокурору. Сенаторы просили об утверждении своего проекта, хотя единогласия по этому вопросу среди них не было достигнуто и некоторые (Форсман, Шультен и др.) находили реформу совершенно не нужной. В создании же верховного суда они видели «столь существенные, обширные и для будущности края важные перемены», что ходатайствовали о передаче проекта на «заключение» земских чинов. Генерал-губернатор не одобрил проектов и «выслушание земских чинов признал едва ли полезным», почему полагал опять все вернуть сенату для исправления.

«Финляндский университет, основанный в 1640 году в Або по инициативе тогдашнего генерал-губернатора Финляндии графа Пера Брахе, имел громадное значение для культурного развития Финляндии». Университет — сердце Финляндии. В нем сосредоточивалась вся умственная жизнь страны. Это объясняется тем, что в Финляндии никогда не было другого авторитетного культурного центра, который бы обладал значительным влиянием на образ мысли и