принят земскими чинами без существенных изменений... Если бы все осталось без последствий, то дело приняло бы вид кукольной комедии, недостойной верховной власти, и чего вначале вовсе не предполагалось. Конечно, порицание и негодование прежде всего пало бы на советников Государя, но и на Него Самого ляжет тень, которую впоследствии нелегко будет устранить». Этими строками, очевидно, имелось в виду воздействовать на самого графа Армфельта, который, быть может, заколебался перед докладом, помня, что Государь отказался утвердить новое уложение или форму правления, с которой неразрывно связано происхождение и содержание сеймового устава. Брунёр служил в комитете финляндских дел, являлся близким и постоянным советником Армфельта по юридическим тонкостям, и потому близко, конечно, знал воззрения и настроения министра статс-секретаря, и если явилась особая «промемория» Брунёра, то для каждого ясно, что в ней представлялась настоятельная необходимость, вследствие затруднений, возникших при проведении сеймового устава через петербургский государственный фарватер. Графа Армфельта гельсингфорсские политики склонили на свою сторону.

Говорили, что Монарх колебался утвердить, устав. Уже в январе 1868 года сенат высказал свое мнение. Более года страна томилась неизвестностью и беспокойством за судьбу сеймового устава и графу Адлербергу удалось наконец рассеять последнее колебание Государя.

Расположить же в свою пользу графа Адлерберга видимо не представилось особых затруднений для финляндцев. — Был назначен день его приезда в Петербург. — Вечером на станцию финляндской железной дороги явились Армфельт, Шернваль и члены комитета финляндских дел; все были в белых галстуках и при орденах. Станцию иллюминовали. После такой торжественной встречи, графа Адлерберга, приехавшего со своей супругой, проводили в дом Петропавловской церкви (на Большой Конюшенной), где для него была нанята целая меблированная квартира, освещенная как днем. Во время приезда графа Адлерберга в Петербург состоялось заседание комитета финляндских дел, на котором присутствовал генерал-губернатор и его помощник Индрениус. Заседание носило исключительно формальный характер. Сенат, которому ранее повелено было высказать свое мнение о проекте сеймового устава, нашел его вполне приемлемым и, «во внимание к новым и изменившимся обстоятельствам», настоятельно необходимым, почему ходатайствовал, не благоугодно ли будет Его Императорскому Величеству утвердить его «Собственноручной подписью». Комитет с своей стороны просил Монарха «соизволить на изложенное представление сената».

Высочайший манифест состоялся 3 (15) апреля 1869 года; он заключал в себе весь сеймовой устав. 4 — 16 Апреля появилось уже сообщение в официальных листках о том, что новый основной закон накануне подписан монархом. «Справедливость требует признать, — пишет Эдв. Берг, — что граф Адлерберг, по-видимому, лояльно содействовал устранению нерешительности монарха в этом отношении». По мере того, как новость разлеталась по городам Финляндии, устраивались иллюминации, празднества и разные верноподданнические доказательства радости.

Гельсингфорс, по призыву редакции «Helsingfors Dagblad», был иллюминован. Газета предлагала «выразить радость, ощущаемую каждым от сего многообещающего в будущем события». Студенты исполнили песни перед университетом и рыцарским домом. Жители города Куопио прислали телеграмму с изъявлением восторженных чувств. Музыка играла «Боже Царя храни». От Выборгского магистрата и старшин г. Кексгольма также получились приветствия.

В 1872 году земские чины поднесли Государю адрес за утверждение сеймового устава 1869 года.

Впоследствии (в 1894 г.) когда признательная Финляндия ставила памятник Александру II, 3. Топелиус написал: «Если бы от правления Императора Александра II Финляндией не осталось другого следа, кроме сеймового устава от 15 апреля (н. ст.) 1869 года, то достаточно было б увековечить его имя». Оглядываясь на прошлое, по случаю двадцатипятилетия царствования Александра II, проф. 3. Топелиус вернулся к утверждению сеймового устава и заявил: «Летописи таким образом отмечают оригинальный факт: Всероссийский Самодержец возвратил Финляндии два важных конституционных основных закона, которые «первый гражданин среди свободного народа», король Густав III, находил необходимым отнять у этого своего народа.

Финляндцы имели серьезный повод ликовать. Попытка составить для края основные законы или конституцию, в виде уложения работы комиссии Норденстама, не удалась и осуществление желаний по установлению государственной обособленности Финляндии пришлось отложить. Сеймовым уставом они отчасти восполнили этот пробел в своей государственности и значительно подвинулись вперед к заветной цели. Совместная работа комитета и сената не прошла без пользы, так как утвержденный теперь сеймовой устав содержал в себе различные постановления государственного права, которые первоначально предназначены были для новой формы правления, скромно названной уложением. Проект сеймового устава, по просьбе финляндцев, выработан бывшим профессором гельсингфорсского университета, переехавшим затем в Швецию — И. И. Нордстремом, который и переслал его на свою родину еще до созыва сейма 1863 года. «Этот проект составляет прекраснейший подарок Нордстрема своему бывшему отечеству», — читаем у Е. Vesta.

Ловкий политический шаг гельсингфорсских дельцов был своевременно раскрыт графу Армфельту в отдельной записке, в которой говорилось: «так как вопрос о пересмотре главных основных законов по Высочайшему повелению на некоторое время отложен, то считаю долгом заявить сомнение, не будет ли противоречить сему повелению принятие §§ 2, 5, 67 и 71 в представленном ныне сеймовом уставе». Но граф Армфельт склонялся к -утверждению устава и сочувствовал маневру своих соотечественников и потому записка осталась без последствий. При беспечности и крайней ограниченности генерал-губернатора, графа Адлерберга, некому было напомнить Монарху о недавнем прошлом и обнаружить сокрытое...

Сеймовой устав, по основному своему назначению, должен был установить лишь правила о созыве и выборе земских танов, о внутреннем распорядке и делопроизводстве на сейме и т. п. и, тем не менее, в нем нашли себе место положения конституционного характера (см. напр. §§ 1, 2, 3, 4, 6, 71, 72, 81 и 83). Прежние сеймы продолжались три месяца, теперь они имели право заседать месяцем дольше; шведские короли созывали их в разных городах, впредь Император России обязывался собирать их только в «столице» края; прежде верховная власть назначала сеймы по своему усмотрению, теперь она должна была созывать их по крайней мере через пять лет.

Почти двести лет просуществовали шведские порядки. Финляндцам удалось, наконец, отделаться от их неопределенности. Радость их была поэтому естественной. В этих законных приобретениях они усматривали «твердый опорный пункт своих дальнейших стремлений», как откровенно призналась газета «Helsingfors Dagblad» (1869, № 88). И она не ошиблась. Сеймы вышли за пределы земских собраний (ландтагов) и сыграли весьма значительную политическую роль в государственно-правовом отделении Финляндии от России. Финляндцы, продолжая перечень преимуществ, приобретенных ими благодаря утверждению сеймового устава, писали: важнейшей из реформ, введенных сеймовым уставом 1869 года, является периодичность сейма. Система представительства была существенно улучшена. Принципиальное же значение имело определение устава, что земские чины Финляндии являются представителями финского народа. Из реформ, которые введены были уставом рыцарского дома, изданным одновременно с сеймовым уставом, следует