Шрифт:
Закладка:
— Смотрите, что там было! — Иван Яковлевич открыл папку и с торжествующим видом положил на стол шесть фотографий девушек. Судя по надписям, все они были подарены Константину.
— Ну и что же из этого? — отметил я. — Разве молодому человеку запрещается водить знакомство с девушками? Ничего неприличного в дарственных надписях нет. Быть может, это его одноклассницы…
— А это, по вашему мнению, тоже одноклассницы? — перебил меня Иван Яковлевич, извлекая из той же папки изрядно замусоленный блокнот.
В блокноте были записаны адреса пятидесяти девяти женщин. Многие из женских имен сопровождались короткими примечаниями: «Хорошенькая душечка», «Симпатяга», «На все пойдет», «Все может»…
— Ну, как? — злорадно усмехнулся Иван Яковлевич. — Теперь-то вам понятно, с кем мы имеем дело? Но это еще не все. О его постыдных похождениях полтора года тому назад писала областная газета. Хотите взглянуть на этот фельетон?
Что говорить, у меня создавалось впечатление, что зять Ивана Яковлевича весьма распущенный тип. Но сколько же можно писать о подобных прохвостах! К тому же мне не очень хотелось заступаться за легкомысленную Галину и за ее небрезгливого родителя, который позволяет себе шнырять но чужим чемоданам, похищать фотографии, записную книжку…
Я так и сказал Ивану Яковлевичу, что писать фельетон о его зяте не буду.
— Ах так! — вскипел инженер Ямской. — Вы не хотите разоблачить негодяя, постоять за честь девушки, обманутой в своих лучших чувствах!
Не прощаясь, Иван Яковлевич вместе со своим многочисленным семейством выбежал в коридор, и еще долго до меня доносились громкие, возмущенные голоса.
Через полчаса на моем столе зазвонил телефон. Говорил ответственный секретарь редакции:
— Послушай, Шатуновский, у меня тут сидит товарищ Ямской. Он рассказывает о возмутительном деле. Ты видел блокнот? Ведь это что-то чудовищное! Понимаешь, по семейным проблемам мы давно уже не выступали. Попробуй подготовить фельетон. А?
Некоторым товарищам, должно быть, покажется, что я мог сразу же садиться за письменный стол. В самом деле, я выслушал Галину и ее родственников. Видел фотографии. Листал этот блокнот…
И все-таки мне многое было не ясно. Я не представлял себе, как мог этот Константин обмануть большую семью во главе с таким бывалым папашей. Неужто Иван Яковлевич так и не разглядел, за кого выходит замуж его дочь?
Я написал письмо Константину Дмитриевичу Отоколенко, попросил в удобное время зайти в редакцию. А пока суть да дело, я дважды внимательно проглядел блокнот. Честно говоря, и тут мне не было все понятно. Я приблизительно представлял себе возможности среднего мужчины, но чтобы один человек имел какие-то близкие отношения сразу с пятьюдесятью девятью дамами! «Но, с другой стороны, почему все эти имена, фамилии, адреса оказались в записной книжке Константина Дмитриевича? — думал я. — Какое они к нему имеют отношение?»
И вдруг мне пришла в голову мысль написать всем пятидесяти девяти женщинам. Написать, но как? Я долго бился над текстом, стараясь выдержать его в наиболее вежливых, тактичных тонах, чтоб никого не обидеть подозрением, не поставить в неловкое положение, в случае, если мое письмо попадет к кому-нибудь из домашних. Я разработал один текст для всех корреспонденток, который в окончательном виде выглядел так:
«Уважаемая тов… (следовала очередная фамилия).
В редакцию поступило письмо, в котором говорится о Константине Дмитриевиче Отоколенко. В нем упоминается также и Ваше имя. Прежде чем печатать это письмо, нам бы хотелось узнать, где и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Константином Дмитриевичем и какое мнение сложилось у Вас об этом человеке.
Ждем Вашего письма и заранее благодарим».
Тем временем мне позвонил Константин Дмитриевич и сказал, что сможет зайти не раньше чем дней через десять, так как сейчас вынужден срочно подыскивать себе угол.
— Хорошо, — сказал я. — Приходите, как сможете. Мы подождем.
А Ивану Яковлевичу не терпелось. Он названивал мне каждый день и все спрашивал, когда же появится фельетон. Я отвечал, что мы уточняем факты.
— Чего же еще уточнять? — недоумевал Ямской. — Неужели вы не понимаете, что этот тип — проходимец и авантюрист?
В конце концов Иван Яковлевич на меня опять обиделся и опять пожаловался нашему ответственному секретарю. Секретарь вызвал меня к себе. Я пришел и принес письмо, которое только что получил:
«Уважаемый товарищ Шатуновский! Срочно отвечаю на Ваш запрос. Он меня очень поразил и удивил. Константин Отоколенко — мой родной внук, а я его бабушка. Вот откуда наше знакомство с ним. Какого я о нем мнения? Он очень гордый. Вот что я могу сказать Вам. Мне уже 86 лет, я лежачая больная, плохо вижу и слышу. С приветом. Валентина Михайловна Г.».
Секретарь удивился.
— Что же ты теперь хочешь делать? — воскликнул он.
— Я все-таки хочу сначала разобраться, кто этому Отоколенко приходится любовницей, а кто бабушкой. Хуже, если придется разбираться в этом вопросе уже после того, когда фельетон будет напечатан.
И действительно, я мог бы попасть в глупое и нелепое положение, если бы вдруг указал, что Отоколенко находится в предосудительных связях с женщинами, в том числе и с Валентиной Михайловной. А это могло случиться, потому что именно фамилия Валентины Михайловны сопровождалось примечанием: «Хорошенькая душечка». Примечание, правда, несколько странное, но ведь никому из внуков не возбраняется называть свою бабушку ласковыми словами.
Следующий ответ пришел от гражданки Д. из города Челябинска:
«Мы с мужем были крайне удивлены, получив от Вас письмо. Мы уверены, что это ошибка или, еще хуже, клевета. Я никогда не встречалась с указанным Вами мужчиной. С ним я незнакома, а поэтому никакого о нем мнения высказать не смогу. Мне уже тридцать пять лет, из них я четырнадцать прожила с мужем, имеем троих детей, взаимоотношения в семье самые теплые и хорошие».
Это было далеко не единственное письмо, авторы которых сообщали, что никакого Отоколенко они не знают. Можно было, конечно, предположить, что некоторые по тем или иным причинам скрывают самый факт своего знакомства с Константином Дмитриевичем. Но если становиться на точку зрения инженера Ямского и считать, что все пятьдесят восемь женщин (пятьдесят девятой, как мы уже знаем, оказалась родная бабушка) являются бывшими женами или любовницами, то ведь должны были отыскаться хоть несколько, которые не захотели бы молчать.
А таких не находилось. Писали нам случайные знакомые Константина Дмитриевича, которые встретились с ним на танцах, в кино, где-то отдыхали в одном санатории. Откликнулись две соседки, четыре
