Раззуваевой между тем руководили отнюдь не надежды на исправление ее третьего мужа. Нетрудно было догадаться, что всю эту историю она подняла для того, чтобы под угрозой разоблачения заставить бастующего супруга платить по тридцать рублей в месяц. И мы разъяснили Лидии Ивановне, как могли, что газетные страницы — совсем не подходящее место для сведения личных счетов и шантажа.

Встреча с этой экспансивной гражданкой напомнила нам еще об одном странном визите в редакцию. Тогда к нам пришли студентка Галина Ямская, ее папа Иван Яковлевич, дядя Федор Яковлевич, старшие сестры Лиля и Ляля. Дополняя и перебивая друг друга, они рассказали, что Галина вышла замуж за некоего Константина Отоколенко и вышла неудачно.

— Этот совершенно бездарный специалист обманным путем перебрался в Москву, — доложил Иван Яковлевич.

— Я далеко не первая его жертва, — покраснела Галина.

— Полюбуйтесь, чем занимался этот тип! — с гневом воскликнул Федор Яковлевич, выкладывая на стол толстую пачку перехваченных писем.

— Он ругал Галю последними словами, хотел ее побить, — дуэтом сообщили Лиля и Ляля.

— О нем уже был фельетон в городской газете, — добавил Иван Яковлевич.

Мы прочли фельетон и узнали, что Отоколенко — пьяница и беспутник. Мы полистали его «литературные труды», в которых он излагал свои взгляды на жизнь. И, наконец, мы беседовали с самим Отоколенко.

Этот Отоколенко был из разряда тех молодых людей, которые удивленно поднимают брови, когда им говорят, что повадки обезьяньего стада вовсе не подходят для человеческого общежития. Он ни капельки не скрывал своей подлости. Наоборот, он бравировал ею.

— История неприятная, — усмехнулся он. — Но что поделаешь: легче семь женщин покорить, чем избавиться от одной. За то и страдаю. Но не в моем, представьте, обычае оставаться завтракать там, где я ужинаю. Ах, вас интересует Галина! Что ж, познакомился с ней на юге, записал адресок. Через два дня приехал в Москву, позвонил. Пригласил Галину в одно место, к приятелю…

— Да, я сразу поняла, что он испорченный, — краснеет Галина. — Но ведь он обещал на мне жениться!

Проезжий пижон и в самом деле надумал жениться. Причин к этому было по крайней мере две. Во-первых, он узнал, что отец Галины работает заместителем директора научно-исследовательского института, а во-вторых, хотел переехать в Москву.

Истину говорит Иван Яковлевич: нечестными путями перевелся Константин Отоколенко в Москву. Но как? Кто ему помог? Да тот самый человек, который сейчас больше всех возмущается этим, — Иван Яковлевич. Именно он послал запрос на Урал, а в том запросе говорилось, что столичному институту позарез нужен инженер Отоколенко. Он получил ответ, что Отоколенко никогда не был инженером, он очень плохой техник, к тому же пьяница и скандалист.

Тогда Ивану Яковлевичу все это, собственно, было неважно. Уж очень он хотел выдать замуж свою третью дочь. Приближалась свадьба, и Ивана Яковлевича тяготили новые заботы: он хлопотал о прописке будущего зятя.

А в это время добрые люди показали Галине фельетон об избраннике ее сердца. Но даже эта новость не поколебала желания Галины сочетаться браком.

— Мне-то чего беспокоиться! Пусть беспокоятся те, которых он обманул. А меня не обманет. Папа не допустит. Я буду его законной женой.

Увы, законной женой Галина была всего три недели. После того, как молодой муж обрел постоянную московскую прописку, он поразмыслил и решил, что надобность в Галине уже отпала. Теперь он претендует на комнату Галины, но без Галины.

Если бы он жил с Галиной в мире и согласии, то Ивана Яковлевича, конечно, совсем не беспокоило бы, что муж дочери обманывал других девушек и был исключен из комсомола как распутник и лоботряс. А вот теперь этого он простить ему никак не может.

— Подлец! — возмущается заместитель директора института и в который уж раз потрясает перехваченной перепиской.

Но нас вовсе не нужно убеждать в том, кто таков К. Д. Отоколенко. Мы знаем. Да и сама Галина увидела пороки Константина Дмитриевича отнюдь не сегодня. Но тогда он был для нее вполне подходящим, а теперь стал скверным. И Галина Ямская вместе со своими родственниками рассуждает точь-в-точь, как Лидия Ивановна Раззуваева:

— Как же мы могли заявить об этом прохвосте раньше! Он ведь собирался жить с нами и лично нам ничего плохого не делал. Но раз он и нас хотел обмануть, то его надо примерно наказать. Пусть знает! Или вы думаете, что он должен спокойно жить и творить свои грязные делишки?

Нет, мы так не думаем. Мы уверены, что общественность воздаст должное и спекулянту Вадиму Борисовичу Раззуваеву и пошляку Константину Дмитриевичу Отоколенко. Но мы решили посвятить фельетон не только им, но и Лидии Ивановне Раззуваевой, Галине и Ивану Яковлевичу Ямским. Всем тем, кто прощает человеку любую подлость, проявленную к другим, и кто покрывает ее до тех пор, пока эта подлость не обернется против них самих. Тогда они принимают позу весьма строгих блюстителей морали и достают камень, который доселе у них на всякий случай хранился за пазухой.

— Тащите их на собрания и на заседания! Исключайте, увольняйте, сажайте! Раз он и нам напакостил, то мы расскажем о нем все, что знаем. Мы ему отомстим!

Но месть — плохой помощник в борьбе с пороком.

* * *

Этот фельетон был опубликован в газете «Комсомольская правда». Как видите, самая трудоемкая часть работы фельетониста — переписка с пятьюдесятью девятью женщинами — не нашла никакого отражения в материале. Но она помогла автору избежать крупных ошибок: не назвать в фельетоне целый ряд лиц, которые так и просились на перо после беседы с И. Я. Ямским и которые, как оказалось, не имели отношения к проделкам Константина Отоколенко.

Несколько слов о дальнейших событиях. Фельетон «Камень за пазухой» не пришелся по вкусу никому из действующих лиц. Целый год И. Я. Ямской и К. Д. Отоколенко писали длинные жалобы на фельетониста.

И. Я. Ямской писал, что фельетонист встал на сторону проходимца Отоколенко и оклеветал честную семью, воспитанную на традициях правды и принципиальности.

К. Д. Отоколенко указывал, что фельетонист встал на сторону проходимца Ямского и его дочери-авантюристки и оклеветал честного человека Отоколенко.

Сложнее обстояло дело с Л. И. Раззуваевой. В день опубликования фельетона Лидия Ивановна позвонила в редакцию и сказала, что думает сегодня же броситься под поезд. На следующий день она сообщила, что, по всей вероятности, ей придется принять яд. Дней через восемь она проинформировала редакционную коллегию, что к вечеру решила повеситься в ванной комнате.

На том переговоры с Л. И. Раззуваевой внезапно прекратились. Но нам не пришлось искать ее по больницам и моргам. Просто Лидии Ивановне было уже некогда звонить в редакцию: она собралась замуж в