В стихотворении «Подражание» (1733) он говорит о «неистовой Сапфо… зараженной сифилисом от своего любовника». 134 По словам Горация Уолпола, она угрожала ему поркой.

К этой непристойной ссоре добавилось крушение ее брака. Уортли, вернувшись в парламент, оставил ее в Твикенхеме без внимания. После смерти отца (1727) он стал очень богатым человеком; он обеспечивал ее материальные потребности, но в любви оставлял ее на произвол судьбы. Ее сын оказался беспечным плутом. Дочь, выросшая в умную и воспитанную женщину, была ее единственным утешением. Лорд Херви пытался занять в ее жизни место Поупа, но он был так устроен, что не мог простить ни ей, ни своей жене, что она женщина. Он должен был знать о том, что леди Мэри разделила род человеческий на мужчин, женщин и Герви. 135

В 1736 году итальянский метеор вошел в ее орбиту и изменил ее. Франческо Альгаротти, родившийся в Венеции в 1712 году, уже успел наделать немало шума в науке и беллетристике. В 1735 году он был гостем Вольтера и мадам дю Шатле в Сирее, где все трое изучали Ньютона. Он приехал в Лондон с рекомендательными письмами от Вольтера, был принят при дворе, познакомился с Херви, а через него — с леди Мэри. Она влюбилась в него так, как никогда не влюблялась в Уортли, ибо сердце ее было пусто, а он был красив, блестящ, молод; она трепетала при мысли, что ей сорок семь, а ему двадцать четыре. Ее путь к романтике, казалось, был расчищен браком ее дочери с графом Бьютом (август 1736 года). Узнав, что Альгаротти возвращается в Италию, она отправила ему письмо, исполненное девичьей страсти:

Я уже не знаю, в какой манере писать вам. Мои чувства слишком живы; я не смогу ни объяснить, ни скрыть их. Чтобы вынести мои письма, вы должны быть тронуты энтузиазмом, подобным моему. Я вижу всю его глупость, не имея никакой возможности исправиться. Одна только мысль о том, что я могу увидеть вас, доводит меня до того, что я просто таю. Что стало с тем философским безразличием, которое составляло славу и спокойствие моих прежних дней? Я потерял его, чтобы никогда больше не обрести; и если эта страсть будет излечена, я не предвижу ничего, кроме смертельной тоски. Простите за излишнюю расточительность и приезжайте ко мне. 136

Он приехал и ужинал с ней накануне своего отъезда. Херви также пригласил его, но получил отказ. Разъяренный ревностью, он написал Альгаротти горькую диатрибу против леди Мэри, предупреждая его, что она возвещает всему Лондону о своем завоевании Италии с хвастливым «Veni, vidi, vici». Возможно, но ее письма к Альгаротти не были письмами завоевателя.

Как робок человек, когда любит! Я боюсь обидеть вас, посылая вам эту записку, хотя мое намерение — доставить вам удовольствие. В самом деле, я так безумен во всем, что касается вас, что не уверен в своих мыслях…. Все, что несомненно, — это то, что я буду любить вас всю свою жизнь, несмотря на ваш каприз и мой разум. 137

Он не ответил ни на это письмо, ни на второе, ни на третье, хотя она говорила о самоубийстве. Четвертое письмо принесло ответ, который, по ее словам, пришел «в очень хорошее время, чтобы спасти небольшие остатки моего понимания». Она предложила поехать за ним в Италию; он отказался от этой идеи, и в течение трех лет она лелеяла свою страсть в одиночестве. Но в 1739 году она убедила мужа, что ей необходима поездка в Италию. Утратив свою любовь к ней, он мог вести себя как джентльмен. Он проводил ее, когда она покинула Лондон, и согласился высылать ей ежеквартальное пособие в размере 245 фунтов из своих собственных доходов и передавать ей 150 фунтов годового дохода, завещанного ей отцом. Она как можно быстрее отправилась в Венецию, надеясь найти там Альгаротти; вместо этого он уехал в Берлин (1740), чтобы жить с новоиспеченным Фридрихом II, которому он нравился по ту сторону содомии. Удрученная, Мария сняла дом на Гранд-канале, основала салон, развлекала литераторов и высокопоставленных лиц и получала приятные знаки внимания от венецианской аристократии и правительства.

После года жизни в Венеции она переехала во Флоренцию, где два месяца жила в Палаццо Ридольфи в качестве гостьи лорда и леди Помфрет. Там ее увидел Гораций Уолпол, который послал Х. С. Конвею нежное описание:

Я говорила вам, что леди Мэри Уортли здесь? Она смеется над миледи Уолпол [невесткой Горация], ругает леди Помфрет, и над ней смеется весь город. Ее наряд, ее скупость и наглость поражают любого, кто никогда не слышал ее имени. На ней драный моб [чепец, застегнутый под подбородком], который не прикрывает ее жирные черные локоны, свисающие свободно, никогда не расчесанные и не завитые; старая… синяя обмотка, которая распахивается и открывает холщовый подъюбник. Лицо ее сильно распухло с одной стороны от остатков пластыря, частично прикрытого бляхой, а частично белой краской…. Она два или три раза играла фараона у принцессы Краон, где она обманывает коня и ногу. Она очень забавна; я читал ее произведения, которые она одалживает в рукописях, но они слишком женские; мне нравятся лишь немногие из ее представлений. 138

У этой карикатуры была фактическая основа: в Италии было принято, чтобы женщина в собственном доме одевалась свободно и небрежно; и, несомненно, лицо Марии было сильно изрыто, но не сифилисом. 139 Для авторов было вполне обычным делом одалживать свои рукописи друзьям. Леди Мэри заслужила недовольство молодого Уолпола, подружившись с Молли Скерретт, которая заслужила его недовольство, став второй женой его отца. Вероятно, сейчас, когда Альгаротти казался ей безнадежно потерянным, леди Мэри больше, чем обычно, заботилась о своей внешности.

Затем, узнав, что Альгаротти находится в