он перешел к гравированию на меди, а от него — к созданию иллюстраций для книг. В 1726 году он подготовил двенадцать больших гравюр для «Гудибраса» Батлера. Он поступил в художественный класс Торнхилла, научился писать маслом и сбежал с дочерью хозяина; Торнхилл простил его и взял в помощники.

Иллюстрации, которые Хогарт сделал для «Бури», «2 Генриха IV» и «Оперы нищего», были яркими образами: Миранда нежная, Калибан грубый, Просперо добрый, Ариэль играет на лютне в воздухе; сэр Джон Фальстаф понтирует со своего пуза; капитан Махит в кандалах и ариях, все еще герой для своих жен. В «Спящей пастве» грядущий сатирик нащупал свою отличительную жилку, ведь Хогарт ненавидел все проповеди, кроме своих собственных; а в «Детском празднике» он наслаждался самой яркой фазой английской жизни. Эти картины радуют нас сейчас, но тогда они не вызывали восторга.

Он попробовал свои силы в портретной живописи, но безрезультатно. Конкуренция была жесткой. Дюжина художников делала небольшие состояния, льстя своим заказчикам и разделяя их задачи; они писали голову, а фон и драпировки поручали малооплачиваемым подчиненным; «все это, — говорил Хогарт, — делается по такой легкой ставке, что позволяет директору получить больше денег за неделю, чем человек с первыми профессиональными талантами может получить за три месяца».7 Он осуждал «пижонов», которые украшали лица своих клиентов, чтобы удовлетворить их тщеславие и открыть их кошельки. Что касается его самого, то он изображал своих клиентов со всеми их карбункулами или вовсе без них. Когда к нему на картину сел явно симулянтский дворянин, Хогарт изобразил его с оскорбительной честностью. Лорд, никогда не видевший себя таким, каким его видели другие, отказался от портрета. Художник отправил ему послание:

Покорное почтение мистера Хогарта к лорду —. Узнав, что тот не желает получить нарисованную для него картину, он снова сообщает о том, что мистеру Хогарту нужны деньги. Если, таким образом, его светлость не пришлет за ней в течение трех дней, она, с добавлением хвоста и некоторых других мелких придатков, будет передана мистеру Харе, знаменитому дикому зверолову; мистер Хогарт дал этому джентльмену условное обещание отдать ее для выставочной картины…8

Его светлость заплатил.

Хогарт был уверен, что может писать портреты так же хорошо, как и любой другой человек. Когда он писал портрет Генри Фокса (впоследствии барона Холланда), он сказал Горацию Уолполу, что пообещал Фоксу, если тот будет сидеть, как велено, что он, Хогарт, сделает его портрет так же хорошо, как это могли бы сделать Рубенс или Вандик;9 Это потрясло Горация до глубины души. Многие из мужских портретов Хогарта могут оправдать то отвращение, которое к ним испытывал Уолпол: лица слишком стереотипны, а некоторые заслуживают его же презрительного обозначения некоторых английских портретов как «натюрморт». Мы должны исключить сэра Томаса Корама, уже отмеченного в память о больнице Foundling Hospital, которую Корам основал и где он висит; Хогарт уловил филантропическую натуру в улыбающемся лице и твердый характер в сомкнутых руках. В целом кисть художника была добрее к женщинам, чем к мужчинам. Портрет дамы10 соперники Гейнсборо; Дама в коричневом11 имеет сильные черты женщины, успешно воспитавшей много детей; и если мисс Мэри Эдвардс12 слегка мертва, то ее оживляет всегда присутствующая у Хогарта собака. Более тонкими являются групповые портреты, такие как «Семья Прайс13 и «Дети Грэма»;14 и еще лучше — «Слуги» Хогарта,15 где каждое лицо с нежностью изображено во всем его неповторимом характере. Лучшим из всех, конечно, является «Девочка-креветка».16- не портрет, а воспоминание отважного мужчины о девушке, которую он видел торгующей креветками из корзины, стоящей на голове; девушка, свободная от всех излишеств, не стыдящаяся лохмотьев, в которые она одета, смотрящая на мир со здоровьем действия, румянящим ее щеки и делающим ярче глаза.

Хогарт оставил не менее четырех своих портретов. В 1745 году он изобразил себя со своим толстым псом Трампом.17 В 1758 году он изобразил себя у мольберта: невысокий, крепкого телосложения, круглое и пухлое лицо, широкий мопсиный нос, голубые глаза, уставшие от борьбы, губы, сжатые с готовностью к новой схватке. По мнению Теккерея, он был «веселым, честным лондонцем», «сердечным, простодушным человеком, любящим свой смех, своих друзей, свой бокал, свой староанглийский ростбиф».18 Его рост не превышал пяти футов, но он носил шпагу19 и не терпел возражений. За его оборонительной стойкостью скрывалось теплое сердце, иногда сентиментальное, всегда готовое к войне против лицемерия и жестокости. Он презирал лордов, которых рисовал, ему нравился простой лондонец, который не выставлял себя напоказ. Он приобщил к искусству английские массы; он изображал их в грехах и страданиях, в бедламе, тюрьме, долгах и тяжелом труде. Он не любил французов, которые развратили Англию изысканными нарядами и аристократическими замашками. Он никогда не забывал, как его арестовали за зарисовки ворот Кале; он отомстил, изобразив французов такими, какими он их там видел: грубые рабочие, суеверные жители и толстый монах, в экстазе глядящий на говяжий окорок.20

В своих «Анекдотах» Хогарт рассказал, как убыточность его портретов заставила его заняться тем направлением, которое принесло ему славу:

Я не хотел опускаться до уровня производителя портретов; и, все еще стремясь быть единственным [работающим самостоятельно], отбросил все надежды на выгоду из этого источника… Поскольку я не мог заставить себя действовать, как некоторые из моих собратьев, и сделать это своего рода мануфактурой, которую можно было бы продолжать с помощью художников фона и драпировки, это не было достаточно прибыльным, чтобы оплачивать расходы, которые требовала моя семья. Поэтому я обратил свои мысли к живописи и гравировке современных моральных сюжетов — области, не исчерпанной ни в одной стране и ни в одну эпоху.21

Так, в 1731 году он написал шесть картин, которые назвал «Прогресс блудницы»; он выгравировал их на меди; с этих гравюр он сделал серию гравюр, которые через год были выставлены на продажу. Приехавшая из деревни девушка представлена настойчивой сводницей зудящему джентльмену; девушка легко учится и вскоре достигает наглого процветания. Ее арестовывают не за проституцию, а за воровство; она отбывает срок в тюрьме, выбивая коноплю; ее быстро настигает болезнь и смерть, но она утешается тем, что на ее похороны приходят куртизанки. Хогарт мог бы легко взять своих персонажей из жизни; мы видели, как миссис Нидхэм подвергалась пыткам за проституцию, как ее избивали люди и как она