который когда-либо жил.

III. МУЗЫКАНТЫ

Одна из загадок истории заключается в том, почему Англия, которая внесла столь богатый вклад в экономическое и политическое развитие и теорию, в литературу, науку, религию и философию, была относительно бесплодна в более сложных формах музыкальной композиции начиная с эпохи Елизаветы I. Частичным объяснением может служить переход от католицизма: новые верования меньше побуждали к возвышенным музыкальным произведениям; и хотя лютеранский ритуал в Германии и англиканский в Англии призывали к музыке, более суровые формы протестантизма в Англии и Голландской республике мало поощряли любую музыку выше общинного гимна. Легенды и литургия римской церкви, часто подчеркивающие радости веры, были заменены мрачными предестинационными вероучениями, подчеркивающими страх перед адом; и только Орфей мог петь перед лицом ада. Мадригалы елизаветинской Англии умерли в пуританских морозах. Реставрация принесла из Франции более веселый дух, но после смерти Перселла на английскую музыку снова опустилась мгла.

За исключением песен. Они варьировались от корпоративных звуков хора до воздушной нежности текстов из шекспировских пьес. Слово «хор» — англосаксонское gleo, означающее «музыка»; оно не обязательно подразумевает радость. Обычно оно применялось к песням без сопровождения для трех или более частей. Хоры процветали в течение столетия, достигнув своего пика к 1780 году, в период расцвета главного композитора хоров Сэмюэля Уэбба. Более красивыми были обработки Томаса Арна к шекспировским песням — «Дуй, дуй, зимний ветер», «Под деревом зеленым» и «Где пчела сосет, там и я сосу»; их до сих пор можно услышать в Англии. Именно мелодичный Арн положил на музыку песню Томсона «Правь, Британия!». Сейчас или раньше какой-то неизвестный патриот сочинил национальный гимн Британии «Боже, храни короля». Насколько нам известно, впервые он был публично исполнен в 1745 году, когда пришло известие, что войска, верные Георгу II, были разбиты при Престонпансе шотландцами под командованием Молодого Претендента, и Ганноверская династия, похоже, обречена. В самой ранней из известных форм (лишь незначительно отличающейся от нынешних слов и мелодии) она просила Бога о победе над фракцией якобитов в английской политике, а также над армией Стюартов, наступающей из Шотландии:

Храни Господь нашего Царя, Да здравствует наш благородный король [Георг II], Боже, храни короля. Пошлите его с победой, Счастливый и славный, Долго царствовать над нами; Боже, храни короля. Господи, Боже наш, встань! Рассеять его врагов, И заставить их упасть; Смущает их политика, Разрушьте их коварные уловки, На Него [теперь на Тебя] возлагаются наши надежды; Спаси нас всех.37

Эту мелодию в разное время использовали для патриотических песен девятнадцать других стран, в том числе Германия, Швейцария, Дания и Соединенные Штаты Америки, которые в 1931 году заменили «Америку» в качестве национального гимна на «Звездно-полосатое знамя», исполняемое на неуправляемую мелодию из старой английской питейной песни.

Популярность изысканных песен в Англии свидетельствует о широком распространении музыкального вкуса. Клавесин был почти в каждом доме, за исключением бедняков. Почти каждый играл на каком-нибудь инструменте, и исполнителей было достаточно много, чтобы для программы празднования памяти Генделя в 1784 году в Вестминстерском аббатстве было представлено девяносто пять скрипок, двадцать шесть альтов, двадцать один виолончель, пятнадцать контрабасов, шесть флейт, двадцать шесть гобоев, двенадцать труб, двенадцать рожков, шесть тромбонов и четыре барабана, а также хор из пятидесяти девяти сопрано, сорока восьми альтов, восьмидесяти трех теноров и восьмидесяти четырех басов — достаточно, чтобы заставить Генделя трепетать в его аббатской гробнице. Кларнет был введен только в конце века. Были великолепные органы и великие органисты, такие как Морис Грин, чьи гимны и Te Deums — наряду с гимнами Генделя и Бойса — были почти единственной запоминающейся церковной музыкой Англии той эпохи.

Уильям Бойс, хотя в молодости у него был ослаблен слух, дослужился до мастера королевского оркестра и органиста Королевской капеллы. Он был первым маэстро, который дирижировал стоя; Гендель и другие современники дирижировали с органа или клавесина. Некоторые из его гимнов — особенно «У вод Вавилона» — до сих пор звучат в англиканских церквях, а в английских домах до сих пор звучат по меньшей мере две его песни: «Дубовые сердца», которую он написал для одной из пантомим Гаррика, и «Мягко вздымайся, о южный бриз», ария из кантаты «Соломон». Его симфонии звучат слабо и тонко для наших мацерированных ушей.

Единственным событием в английском музыкальном мире в начале восемнадцатого века стало появление оперы. Подобные представления проводились еще в 1674 году, но оперу англичане полюбили только тогда, когда в 1702 году из Рима приехали итальянские певцы. В 1708 году знаменитый кастрат Николини потряс и очаровал Лондон своим голосом сопрано. Приезжали и другие кастраты; Англия привыкла к ним и сходила с ума от Фаринелли. К 1710 году в Лондоне было достаточно итальянских певцов, чтобы представить там первую оперу полностью на их языке. Против вторжения было поднято множество протестов. Аддисон посвятил этому восемнадцатый номер «Зрителя», предлагая

Донесите до потомков достоверный рассказ об итальянской опере…. Нашим правнукам будет очень интересно узнать, почему их предки сидели в своей стране, как чужеземцы, и слушали целые пьесы, исполнявшиеся перед ними на языке, которого они не понимали.

Из сюжетов он сделал вывод, что в опере «ничто не может быть хорошо положено на музыку, это не нонсенс». Он смеялся над сценами, где герой занимается любовью по-итальянски, а героиня отвечает ему по-английски — как будто язык имеет значение в таких кризисных ситуациях. Он возражал против пышных декораций — настоящих воробьев, летающих по сцене, и Николини,