итальянский скрипач и композитор Франческо Джеминиани, приглашенный для выступления при дворе, попросил Генделя как единственного клавесиниста в Англии, который мог бы достойно аккомпанировать ему. Он добился своего; Гендель превзошел самого себя; король простил его и увеличил пенсию до четырехсот фунтов в год. Принцесса Каролина поручила ему обучение своих дочерей и добавила пенсию в двести фунтов. Теперь он был самым высокооплачиваемым композитором в Европе.

Когда Георг I покинул Лондон (9 июля 1716 года) для визита в Ганновер, он взял Генделя с собой. Музыкант навестил свою мать в Галле и начал периодически дарить деньги обедневшей вдове своего старого учителя Захау. Король и композитор вернулись в Лондон в начале 1717 года. Джеймс Брайджес, граф Карнарвон, впоследствии герцог Чандосский, пригласил Генделя жить в своем роскошном дворце Канонс в Мидлсексе и сменить на посту музыкального мастера доктора Иоганна Пепуша, который запоздало отомстил, написав музыку к «Опере нищего». Там Гендель написал Сюиты пиес для клавесина — фантазии для клавесина в стиле Доменико Скарлатти и Куперена, несколько концертов-брутто, двенадцать «Чандосских гимнов», музыку к маскараду Гея «Ацис и Галатея» и оперу «Радамисто».

Но кто будет ставить оперу? Посещаемость Театра Его Величества упала; Хайдеггер был близок к банкротству. Чтобы спасти его и оперу, группа дворян и богатых простолюдинов создала (февраль 1719 года) Королевскую академию музыки, финансируя ее за счет пятидесяти акций, предлагаемых публике по двести фунтов стерлингов каждая; Георг I взял пять акций. 21 февраля лондонский еженедельник объявил, что «мистер Хендель, знаменитый мастер музыки, отправляется за море по приказу Его Величества, чтобы собрать труппу из лучших певцов Европы для оперы на Хеймаркете».47 Гендель совершил набег на различные труппы в Германии и снова навестил свою мать. Через несколько часов после его отъезда из Галле в Англию в городе появился Иоганн Себастьян Бах, прошедший около двадцати пяти миль от Кетена, и спросил, может ли он увидеть великого немца, покорившего Англию. Было уже поздно, два мастера так и не встретились.

27 апреля 1720 года «Радамисто» был представлен перед королем, его любовницей и домом, блиставшим титулами и драгоценностями; за вход боролись знатные особы; «несколько джентльменов, — сообщал Мейнуоринг, — получили отказ, предложив сорок шиллингов за место на галерее».48 Английская публика соперничала в овациях с венецианцами, которые одиннадцатью годами ранее приветствовали Агриппину. Гендель снова стал героем Лондона.

Не совсем. Соперничающая группа любителей музыки, возглавляемая бывшим покровителем Генделя графом Берлингтоном, отдавала предпочтение Джованни Баттиста Бонончини. Они убедили Королевскую академию музыки открыть второй сезон оперой Бонончини «Астарто» (19 ноября 1720 года); они получили на главную роль мужское сопрано, которое сейчас обожают больше, чем Николини; этот «Сенезино» (Франческо Бернарди), оскорбительный в манерах, пленительный в голосе, привел «Астарто» к триумфу и десяти представлениям; поклонники Бонончини превозносили его как превосходящего Генделя. Ни один из композиторов не был виновен в войне, которая теперь разделила лондонскую оперную публику на враждебные группы, но Лондон в этот год, когда лопнул «пузырь Южного моря», был так же возбудим, как и Париж. Король и виги отдавали предпочтение Генделю, принц Уэльский и тори поддерживали Бонончини, а остроумцы и памфлетисты сходились в поединке. Бонончини, казалось, подтвердил свое превосходство новой оперой «Криспо» (январь 1722 года), которая имела такой успех, что Академия последовала за ней с другим триумфом Бонончини, «Гризельдой». Когда умер великий Мальборо (июнь), Бонончини, а не Гендель, был выбран для сочинения похоронного гимна; дочь герцога назначила итальянцу годовое жалованье в пятьсот фунтов. Это был год Бонончини.

Гендель отбивался с помощью Оттоне и новой сопрано, которую он выманил из Италии беспрецедентной гарантией в две тысячи фунтов. Франческа Куццони, как увидел ее Гораций Уолпол, «была невысокой и приземистой, с понурым лицом, но прекрасным цветом лица; не была хорошей актрисой, плохо одевалась, была глупа и фантастична»;49 Но она восхитительно пела. Состязание воль и темпераментов оживляло ее репетиции. «Мадам, — сказал ей Гендель, — я прекрасно знаю, что вы настоящая женщина-дьявол; но я сам, я хочу, чтобы вы знали, Вельзевул, главный из дьяволов». Когда она настаивала на том, чтобы спеть арию вопреки его указаниям, он схватил ее и пригрозил выбросить из окна.50 Поскольку две тысячи фунтов должны были последовать за ней, она уступила. На премьере (12 января 1723 года) она пела так хорошо, что один энтузиаст воскликнул с галерки in mediis rebus: «Дамм, у нее в животе гнездо соловьев».51 Сенезино соперничал с ней, а Боски помогал басом. Во второй вечер места продавались на пять фунтов дороже. Примерно в это время Джон Гей написал Джонатану Свифту:

Что касается царящих в городе развлечений, то это исключительно музыка; настоящие скрипки, басовые скрипки и хаутбои, а не поэтические арфы, лиры и дудочки. Никто не может сказать, что я пою, кроме евнуха или итальянки. В музыке теперь все разбираются так же хорошо, как в ваше время в поэзии; и люди, которые не могли отличить один тон от другого, теперь ежедневно спорят о разных стилях Генделя, Бонончини и Аттилио [Ариости]…. В Лондоне и Вестминстере, во всех вежливых разговорах, Сенезино ежедневно признается величайшим человеком, который когда-либо жил.52

Снова в эксельсисе, Гендель купил дом в Лондоне (1723) и стал британским подданным (1727). До 1728 года он продолжал оперную войну. Он прочесывал историю в поисках сюжетов и поставил на сцене Флавия, Цезаря, Тамерлана, Сципиона, Александра и Ричарда I; Бонончини противопоставил ему Астианакса, Эрминию, Фарнака и Кальпурнию; третий композитор, Ариости, положил на музыку Кориолана, Веспасиана, Артаксеркса и Дария; никогда еще история не была столь гармонична. В 1726 году триединый конфликт разгорелся с появлением Фаустины Бордони, меццо-сопрано, которая уже успела покорить Венецию, Неаполь и Вену. Она не обладала нежными и мягкими тонами Куццони, но ее голос дополняли лицо, фигура и грация. В «Алессандро» (5 мая 1726 года) Гендель свел обеих див вместе, дал им одинаковое количество соло и тщательно уравновесил их в дуэте. В течение нескольких вечеров публика аплодировала им обеим; затем она разделилась; одна часть шипела, а другая аплодировала; к мелодичной войне добавилось новое измерение. 6 июня 1727 года, когда соперничающие премьеры пели в «Астианатте» Бонончини, сторонники Куццони разразились позорным столпотворением из шипения, освистывания и рева, когда Бордони попытался спеть. Драка вспыхнула в яме и перекинулась на сцену; дивы присоединились к ней и рвали друг другу волосы;