ее океаны, острова и континенты, они называли каждый из них, сверяясь со своими картами; но тщетно искали они Посейдонис в сплошной и блистающей морской пустоши. И братья ощущали печаль и скорбь, что по праву причитается всякой утраченной красоте, всякому утонувшему великолепию. И еще некоторое время они размышляли о славе Атлантиды и вызывали в памяти ее обелиски, купола и горы, высокие и величавые верхушки ее пальм и плюмажи ее воителей, что более никогда кострами не взмоют к небу.

Их жизнь в шаровидном корабле была проста и исполнена безмятежности, мало отличаясь от той, к которой они привыкли. Они продолжали привычные изыскания, заканчивали эксперименты, спланированные или начатые в прошлом, читали друг другу классику родной литературы, спорили и обсуждали миллионы философских и научных вопросов. Само время проходило для Хотара и Эвидона незамеченным; недели и месяцы пути стали годами, годы умножались на пять, пятилетние циклы сливались в декады. Годы вплетали паутинки морщин в их лица, подкрашивали их брови желтоватой старостью слоновой кости и отделывали горностаем их соболиные бороды, но и перемен в самих себе и друг в друге братья не замечали. Слишком многое нужно было оспорить или решить, слишком много догадок и домыслов построить – отвлекаться на мелочи было некогда.

Почти незаметно годы шли и шли, а Сфаномоэ росла и росла, пока наконец не раскинулась под ними, исчерченная нетронутыми континентами и морями, по которым не ходил человек. И теперь Хотара и Эвидона занимала только эта планета, до которой им вскоре предстояло долететь, народы, животные и растения, которые они могут там обнаружить. Невиданное предвкушение затрепетало в их сердцах, когда они направили корабль к проплывавшему внизу и все растущему шару. Вот они уже повисли прямо над ним в облачной атмосфере тропической жары; но, несмотря на ребяческое нетерпение, побуждавшее их ступить на новую планету как можно скорее, они мудро постановили продолжить движение вдоль поверхности, дабы изучить ее топографию как можно детальнее и добросовестнее.

К их удивлению, ничто на этих ярких просторах не намекало на присутствие людей или иных живых существ. Они искали нагромождения иноземной воздушной городской архитектуры, широкие проспекты и каналы, геометрически расчерченные поля. Но увидели они только первобытный ландшафт гор, болот, лесов, океанов, рек и озер.

Они долго решались спуститься. Хоть оба были очень-очень стары, а их горностаевые бороды отросли на пять футов, они посадили лунообразный корабль на землю не хуже, чем смогли бы в расцвете сил; и, открыв десятилетиями запечатанную дверь, они по очереди вышли – Хотар перед Эвидоном, поскольку был немного старше.

Первым их впечатлением стал пылающий зной, пестроцветье и ошеломительный букет ароматов. Словно миллион запахов столкнулись в тяжелом, чуждом, недвижном воздухе – запахов, что бытовали почти зримо, змеясь испарениями, – ароматов, подобных эликсирам, опиатам, приносящим одновременно блаженную дремоту и божественный хмель. Затем братья увидели, что повсюду растут цветы – корабль приземлился в бескрайних цветущих джунглях. Каждый цветок – не от мира сего, неземных размеров, красоты и разнообразия, с волютами и спиралями лепестков; и оттенкам их не было счета, и все они скручивались и завивались, выказывая живость и разум, что превосходили растительные. Цветы произрастали из земли, совершенно покрытой их же сплетенными стеблями и цветоложами; цветы свисали со стволов и ветвей пальмовидных деревьев, овитых ими до полной неузнаваемости; они пронизывали воду застойных прудов; они сидели на кронах, точно крылатые существа, готовые взлететь в опьяненные ароматом небеса. И прямо у братьев на глазах цветы взрастали и увядали с изумительной быстротой, цветы падали и на их место вставали новые, как будто закон природы показывал фокусы.

Хотар и Эвидон возрадовались; они перекликались, как дети, тыча пальцем в каждое новое чудо флоры, изысканнее и занимательнее остальных, и восхищались скоростью этого поразительного роста и умирания. И они смеялись над беспримерной вычурностью зрелища, наблюдая, как мимо, перебирая ногами, коих число превышало обычное, семенят неизвестные зоологии животные с орхидеями на крупе.

Бродя меж цветов Сфаномоэ, Хотар и Эвидон забыли о своем долгом космическом путешествии; они забыли, что была когда-то планета Земля и остров под названием Посейдонис; они забыли свои предания и мудрость. Иноземный воздух и его запахи ударяли им в голову, как крепкое вино, а тучи золотой и снежной пыльцы, что осыпа́ли их с ссутулившихся стволов, действовали сильнее какого-нибудь волшебного наркотика. Им нравилось, что их белые бороды и фиалковые туники припорошены этой пыльцой и парящими спорами неведомых земной ботанике растений.

Внезапно Хотар вновь возопил в изумлении и захохотал еще громогласней и веселее. Он заметил, что необычно сложенный листик пробивается из тыльной стороны его сморщенной правой руки. Листик рос и разворачивался, пока не показался бутон; и – ого! – бутон раскрылся и стал неземных оттенков цветком о трех цветоложах, даря замерший воздух роскошным ароматом. Затем на левой руке появился еще один цветок; и вот листья и цветы уже распускались по всему его морщинистому лицу и лбу, каскадами прорастали на его руках, и ногах, и теле, вплетали свои волокнистые усики и язычки пестиков в его бороду. Ему не было больно – он лишь по-детски удивлялся, ошеломленно за ними наблюдая.

Вот уже из кистей и конечностей Эвидона тоже начали пробиваться цветы. И вскоре двое стариков вовсе утратили человеческий облик – теперь они мало чем отличались от увитых венками деревьев над головой. И умерли они безболезненно, словно давным-давно вросли в изобильную флору Сфаномоэ, наделенные восприятием и чувствами, подобающими их новой жизни. И очень скоро их метаморфоза завершилась, и они целиком, до последней жилы, растворились и стали цветами. И корабль, в котором они совершили свое путешествие, скрыла от глаз неустанно ползучая масса растений и цветов.

Такова была судьба Хотара и Эвидона, последних атлантов и первых (а то и последних) людей на Сфаномоэ.

Дверь на Сатурн

I

Когда Морги, верховный жрец богини Йундэ, вместе с двенадцатью самыми безжалостными и доверенными прислужниками вступил на рассвете в дом пресловутого еретика Эйбона, возвышавшийся на утесе над северным морем, его ждали удивление и разочарование. Удивление нетрудно понять: они рассчитывали застать колдуна врасплох; суды против Эйбона проходили в уединении подземных склепов за непроницаемыми дверями, а к тому же после вынесения приговора дознаватели не стали медлить и в ту же ночь выступили к дому колдуна, построенному из черного гнейса. Разочарованы же они были тем, что внушительный приказ об аресте с символическими огненными рунами на свитке из человеческой кожи был отныне