Шрифт:
Закладка:
Полет над джунглями напоминал какой-то бесконечный гашишный дурман. Они длились и длились, неизменные, лишенные границ и горизонта, а туманное сияние белого распухшего солнца в зените превратилось в изматывающую пытку. Все мы страшно устали, в первую очередь от нервного напряжения. Мэнвилл и Роше заснули, Маркхайм то и дело клевал носом, и я уже подыскивал место, где бы безопасно посадить катер и вздремнуть самому. Можно было поставить его на автоматическое управление, сохранив заданный курс, но не хотелось ничего упустить, а тем более рисковать столкнуться с каким-нибудь высокогорным хребтом.
Но, в общем, подходящей посадочной площадки в этой нескончаемой чаще циклопических растений не попадалось. Мы летели дальше, а меня все сильнее клонило в сон. Внезапно в клубящемся тумане впереди смутно забрезжили невысокие горы. Голые остроконечные вершины и длинные утесы черного камня были почти полностью покрыты красными и желтыми лишайниками выше вереска. Вроде вполне мирно и пустынно. Посадив катер на ровный каменный уступ одного из утесов, я заснул еще до того, как смолк шум двигателя.
Не скажу наверняка, что меня разбудило, но я вдруг резко сел, отчетливо ощущая что-то неладное. Оглянулся на своих товарищей – те мирно дремали. А затем я посмотрел на следящие приборы, отображавшие весь пейзаж вокруг.
Сперва я не поверил своим глазам – позади нас на утес взобрался ледник цвета розового червя и теперь голым, гигантским, текучим обрывом нависал над катером. Громадная масса тянула исполинские руки по бокам от нас, точно силилась окружить. Пульсируя и сгущаясь, она затмевала туманное небо, а пасти, что разверзались у нее спереди, истекали ручьями бесцветной жидкости. Я потерял несколько драгоценных секунд, прежде чем сумел запустить атомные двигатели, а когда катер поднялся, верхушка омерзительного холма вытянулась, рухнула, подобно гребню накатившей волны, и целиком окутала катер своей плотью. От обрушившегося на нас удара мы, кренясь и кувыркаясь, рухнули вниз, будто в океанскую впадину, и в катере наступила кромешная тьма, пока я не включил освещение.
Эта невероятная волна всасывала нашу машину, и та вставала носом к земле. Во всю глотку бессвязно что-то командуя проснувшимся товарищам, я врубил цилиндры на полную мощность и вдобавок запустил электросолнечные турбины. Казалось, будто борта и потолок рвущегося на свободу катера прогнулись внутрь от страшного давления. Мои товарищи бросились к пулеметам; электрические заряды залпами молний рвали поглотившую нас массу. Мы продирались наружу буквально с боем, разворачивая каждое орудие туда-сюда до упора. Не знаю, как нам это удалось, но давление начало ослабевать, в кормовых иллюминаторах замерцал свет, и наконец, кренясь и раскачиваясь, мы вырвались на свободу. Однако, едва появился свет, что-то потекло с потолка на мои голые руки – тонкий ручеек прозрачной, как вода, жидкости; она обжигала, подобно купоросу, и от мучительной боли в разъеденной плоти я чуть не упал в обморок. Раздался чей-то крик и грохот падения, и, обернувшись, я увидел, как Мэнвилл корчится на полу под непрекращающейся капелью едкой жидкости. В крыше и бортах катера появились дыры, и они расширялись с каждой минутой. Эта омерзительная жидкость, видимо, служила чудовищу слюной и пищеварительным соком и разъедала закаленный металл; еще чуть-чуть – и нам бы настала крышка.
Следующие несколько минут оказались хуже целой стаи кошмаров. Чтобы преодолеть притяжение этой адской живой субстанции, не хватало даже двойных мощностей катера и непрерывного обстрела из пулеметов, которые ее дырявили. К тому же в катер сквозь дыры хлынула венерианская атмосфера, отчего дышать становилось нечем. Системам охлаждения тоже, по сути, пришел конец, и все мы изнемогали от жары и испарений, пока по очереди не облачились в герметичные изолирующие скафандры. Мэнвилл перестал корчиться, и мы поняли, что он мертв. Мы не осмеливались бы смотреть на него, даже если бы успевали, – едкая жидкость растворила половину его лица и тела.
Постепенно поднимаясь все выше, мы наконец увидели сверху эту кошмарную тварь, которая чуть нас не пожрала. Она растянулась на многие мили по склону горы, а дальний ее конец скрывался где-то внизу, в джунглях. Учитывая расстояние, которое мы одолели, казалось невозможным, что это та же самая живая масса, которую мы встретили вначале. Сказать не берусь, но она, судя по всему, каким-то образом почуяла нас, а восхождение на гору ее не смутило. Или, может, она привычна лазать по горам. Так или иначе, отделаться от нее оказалось непросто, поскольку огонь из пулеметов оставлял в ней лишь мелкие отверстия, которые тут же затягивались. А когда мы с доблестно отвоеванной высоты бросали в нее гранаты, она только чуть явственнее пульсировала, сильнее волновалась и краснела как рак, будто злилась. И когда мы полетели обратным курсом, к джунглям и болотам за ними, проклятая тварь задом поползла за нами по заросшему лишайниками склону. Было очевидно, что она от нас не отступится.
Меня шатало в кресле от боли в обожженных руках, и я с трудом удерживал курс. Мы больше не могли продолжать облет Венеры, и нам не оставалось ничего иного, кроме возвращения в Пурпурные горы.
Мы летели на предельной скорости, но ползучая живая масса – протоплазма, организм или что это было – ползла с нами наперегонки, оставляя в джунглях опустошенную полосу шириной в милю. В конце концов нам удалось от нее оторваться, хотя и не слишком. Она постоянно висела у нас на хвосте, и от ее вида нас все больше тошнило.
Внезапно мы увидели, что тварь перестала нас преследовать и резко свернула в сторону.
– Это что вдруг случилось?! – воскликнул Маркхайм.
Нас так удивило прекращение погони, что я остановил катер, и мы зависли в воздухе, пытаясь понять, что произошло.
И тут мы увидели. Другая бескрайняя масса, на этот раз грязно-серая, ползла через джунгли навстречу розовой. Сблизившись, они поднялись отвесными столпами, точно сражающиеся змеи, а затем сошлись и начали на наших глазах пожирать друг друга. Верх брала то одна, то другая тварь; они перетекали взад и вперед по огромной территории, где почти мгновенно растворилась вся растительность. Наконец розовая масса, похоже, одержала решительную победу; она
