Шрифт:
Закладка:
Страстная любовь, на которую она его вдохновила, с началом совместной жизни стала лишь сильнее. Похоже, и Элинор по-настоящему любила его, но и сердце ее, и душа оставались для него совершенно неведомыми, такими же загадочными и экзотичными, как и в тот день, когда он впервые увидел ее лицо. Возможно, поэтому он любил ее еще больше. Они были счастливы вместе, и она родила ему единственного ребенка, сына, которого они назвали Ральфом.
Тут сэр Родерик, читавший рукопись в старой библиотеке, в другой жизни, дошел до слов:
«Никто не ведал, как сие вышло, но о леди Элиноре пошли многие чудовищные слухи и грязные сплетни; говорили люди, будто она ведьма. И в конце концов слухи сии достигли ушей сэра Родерика».
Невыносимый ужас сменил счастливую грезу – ужас, который вряд ли постижим в наши дни. Бесформенное зло простерло свои крылья над Хагдон-холлом, и самый воздух был отравлен зловещими приглушенными шепотами. День за днем и ночь за ночью баронет мучился отвратительными, нечестивыми подозрениями относительно женщины, которую любил. Он наблюдал за ней со страхом и тревогой, боясь обнаружить новый, куда более грозный смысл в ее странной красоте. Наконец, не в силах больше этого вынести, он выложил ей все то дурное, что о ней слышал, надеясь, что она опровергнет слухи и тогда между ними восстановится прежнее доверие и душевный покой.
Но к его немалому потрясению, леди Элинор весело рассмеялась ему в лицо – тихим был ее смех и походил на пение сирены – и открыто призналась, что все обвинения правдивы.
– И я полагаю, – добавила она, – что ты слишком крепко любишь меня, а потому не бросишь и не предашь, и ради меня, если потребуется, ты станешь настоящим колдуном, как я стала ведьмой, и разделишь со мною дьявольские игрища шабаша.
Сэр Родерик умолял, льстил, приказывал, угрожал, но она отвечала ему лишь сладострастным смехом и улыбкой Цирцеи и все рассказывала о наслаждениях и привилегиях, что даруются только про́клятым душам через посредство демонов и суккубов. Не в силах превозмочь свою любовь, сэр Родерик, как и предсказывала Элинор, начал обучаться колдовским искусствам, а затем и скрепил свой договор с силами зла – и все ради той единственной, которую он столь беззаветно любил.
То были века темных верований и не менее темных практик; колдовство и черная магия буйно цвели по всей стране, среди представителей всех классов. Но Элинор, что подобна была Лилит, порочностью и бессердечием превосходила всех прочих, и соблазненный ее любовью несчастный сэр Родерик рухнул в бездну, откуда не возвращается никто, и заложил душу свою, разум и тело Сатане. Он узнал множество гибельных применений восковой куклы; он выучил заклинания, коими вызывали страшных чудовищ из самых нижних пределов ночи и поднимали мертвецов, дабы те исполняли повеления некромантов. Ему стали известны секреты, о которых нельзя говорить даже намеками, и он познал проклятия и инвольтации, гибельные не только для смертной плоти. В Хагдон-холле буйствовали демонические празднества, свершались непотребные и богохульные обряды, и дьявольский ужас и порочность, исходившие оттуда, вскоре объяли все окрестности. Леди Элинор открыто торжествовала в про́клятом кругу ведьм, и злых колдунов, и инкубов, что старались ей угодить, а сэр Родерик был ее партнером в каждом новом гнусном или пагубном деянии. И в этой зловонной атмосфере сатанинских злодейств и кощунства невинным оставался только маленький Ральф, который был еще слишком юн, а посему все это пока не причиняло ему вреда. Но вскоре народ Хагдона понял, что подобного терпеть более нельзя, и призвал на помощь суд, ведь по закону колдовство считалось преступлением.
В том, что знатные люди представали перед светскими или церковными судами, не было ничего нового. Дела такого сорта, в которых обвинения зачастую оказывались сомнительными или вызванными обычной злобой, порой рассматривались весьма долго и обстоятельно. Но на сей раз злодеяния обвиняемых подтверждались столь многими и вызывали до того глубокое неодобрение, что судили их исключительно быстро и формально. Обоих приговорили к сожжению на костре; приговор надлежало исполнить на следующий же день.
Холодным, темным осенним утром сэра Родерика и леди Элинор привели к месту казни и привязали к столбам, навалив к ногам груды сухого хвороста. Их поставили лицом друг к другу, чтобы каждый мог во всех подробностях наблюдать за муками другого. Вокруг собралась вся деревня, на площади было не протолкнуться, однако жуткую тишину не нарушал ни единый возглас или шепот. Страх, который наводила на всех пресловутая пара, был столь велик, что никто не осмеливался оскорбить их или насмехаться над ними даже в их последний час.
Разум сэра Родерика словно оцепенел от позора, стыда и ужаса, от мысли о том, как низко он пал и какая печальная судьба его ждет. Взглянув на жену, он подумал о том, как она увлекала его от одного злодеяния к другому, зная, что ради безграничной любви к ней он пойдет на все, а потом вообразил, как ее нежное тело будет корчиться от жгучей боли; и тогда он вмиг позабыл собственный удел и понял, что по-прежнему любит ее.
Тогда, подобно крохотному и смутному образу в тумане, возникло воспоминание о том, что где-то в другом столетии сидит другой сэр Родерик, который читает обо всем этом в старом манускрипте. Если бы только удалось разрушить заклятие и воссоединиться с тем сэром Родериком, он мог бы спастись от надвигающейся огненной смерти; но если он не сможет противостоять колдовству, то неминуемо погибнет – так, говорят, погибает падающий во сне человек, долетев до дна пропасти.
Он вновь поднял голову и встретился взглядом с леди Элинор. Сквозь окружавшие ее связки хвороста она в ответ послала ему ту же соблазнительную улыбку, что оказалась для него столь роковой. Ему, обладавшему теперь двойным сознанием, почудилось, будто она догадывается о его намерениях и желает его удержать. С болью и тоской, превозмогая смертельный соблазн, он закрыл глаза и изо всех сил постарался представить себе старую библиотеку и лист пергамента, который сейчас читает его второе «я». Если у него все получится, дьявольская иллюзия исчезнет, а галлюцинаторные видения и сопереживательное отождествление себя с другим человеком превратятся в обычные ощущения читателя, захваченного историей.
Под ногами послышался треск – кто-то поджег хворост. Слегка приоткрыв глаза, сэр Родерик увидел, что хворост под ногами леди Элинор тоже загорелся. Потянуло дымом, появились язычки пламени, что
