Быть может, у Созомена под руками были новые источники, каких не имел Сократ? Отчасти, да. Но это обстоятельство не может достаточным образом объяснить предприятие Созомена. Хотя он и рассказывает много новых историй из монашеского быта и вообще подробно характеризует монашество, хотя он и дает, по-видимому, на основании новых источников, сведения о христианстве в Персии; ссылается на некоторые богословские сочинения, которых не знал Сократ (например, «Vita Martini» Сульпиция, книги Илария Пиктавийского); о западных событиях он имел более подробные й обстоятельные сведения, чем какими владел Сократ; о случившемся в Константинополе он также дает несколько известий, каких не находим у Сократа; вообще он о многом знал со слухов и в этом отношении сообщает нечто новое, но хотя все это совершенно верно, тем не менее, если сравним то, что рассказано Созоменом более или менее самостоятельно, с тем, что им заимствовано из Сократа, то не найдем в вышеуказанных фактах основания допускать, что желание Созомена рассказывать нечто новое, утверждаясь на новых источниках, и побудило его издать свой труд.

Не могло ли побудить Созомена предпринять этот труд желание, воспользовавшись материалами Сократа, дать им другое освещение, обработать их с другой точки зрения? Вообще: не представлялась ли ему точка зрения Сократа несимпатической и сомнительной, и, следовательно, нуждающейся в исправлении? Из некоторых особенностей и свойств «Истории» Созомена, пожалуй, можно бы делать такое заключение, но оно все-таки не уяснило бы вопроса, не разрешало бы его вполне; что Созомен в некоторых случаях отступает от главных воззрений Сократа, это можно видеть на следующих примерах: Сократ отличается великим почитанием Оригена, но напрасно мы стали искать такое же отношение к Оригену у Созомена; Сократ ясно говорит о своей любви к эллинской науке, а у Созомена очень мало следов такой любви к указанной науке; у Сократа встречаем очень резкие суждения о любопрительности клира, которая доходит до прямой взаимной борьбы между спорящими, у Созомена таких суждений или нет вовсе, или же они смягчены; Созомен не чужд льстивости в отношении к представителям иерархии, и в этом случае он не походит на Сократа; монашество и его судьбы гораздо ближе лежат к сердцу Созомена, чем Сократа, и изображение подвижников в монастырях и пустынях занимает очень много места в «Церковной истории» первого. Но все эти и подобные разницы в воззрениях двух историков — Созомена и Сократа — отступают на задний план в сравнении с тем согласием, какое находим у них по самым существенным вопросам, так что можно сказать, что Созомен усвоил направление Сократа и притом нередко до мелочей и подробностей.

Прежде всего, отношение Созомена к догматике, т. е. его суждения о церковном учении и разногласиях относительно него, совершенно такие же, как у Сократа. Далее, хотя Созомен и хвастает тем, что он будто бы выработал план «Церковной истории», но в действительности он свой план точь-в-точь скопировал с Сократова плана; как ни разукрашивал Созомен цветами красноречия своих рассуждений об обязанностях историка, но немного нужно проницательности, чтобы видеть, что сущность этих рассуждений Созоменом взята у Сократа; все замечания Созомена о том, что историк должен воздерживаться от решительного суждения, если известное историческое происшествие ему недостаточно знакомо, за немногими исключениями, списаны из «Истории» Сократа; все суждения Созомена об арианском споре и многочисленных арианских вероизложениях просто заняты этим историком опять у Сократа. Согласие в воззрениях между обоими историками встречаем даже в таком пункте, где меньше всего можно было ожидать этого, а именно в суждениях о новацианах. Сократ отличался большим уважением к обществу новациан, часто хвалил глав этого общества, много сообщает подробностей об новацианах и их главах, — вообще отношение Сократа к новацианам составляет настолько характерную черту мировоззрения этого историка, что иные, хотя и неосновательно, считали его новацианином. Никак нельзя представить себе, чтобы эту характеристическую и оригинальную черту Сократова труда повторил какой-либо другой греческий историк древней Церкви. Чего, однако же, нельзя было ожидать, то именно и случилось с Созоменом. Созомен вносит в свою историю большую часть известий Сократа о новацианах, повторяет даже буквально суждения этого последнего о них; он, подобно своему предшественнику, не находит большого различия между православными и новацианами, говорит о том, что новацианская партия совсем было слилась с Православной Церковью во времена арианских смут, и что только случайные причины помешали осуществиться этому делу, стоит за строгую покаянную дисциплину новациан — словом, Созомен не думает делать никаких поправок в воззрениях Сократа на раскольническую новацианскую партию. Видно, что Созомена ничто не побуждало выразить свое различие в суждениях от Сократа даже в таких случаях, где этого естественнее всего было ожидать. Из всего, что сказано о церковно-исторических воззрениях Созомена и Сократа, следует, что издавая свой труд, столь мало разнящийся по содержанию от Сократова, Созомен не имел в виду дать новое, собственное освещение исторических фактов, такое, которое бы делало понятным предприятие разбираемого историка.

Нельзя ли думать, спрашивает еще себя Гарнак, что Созомен составил свой труд для другого круга читателей, чем на какой рассчитывал Сократ, и не мог ли он рассчитывать на то, что здесь, в этом кругу, труд его предшественника не известен и не будет известен? Это есть самое вероятнейшее предположение, заявляет Гарнак. Но если так, то плагиат, какой позволил себе Созомен, — его труд появился вслед за Сократовым, — даже и для тех времен и тогдашних литературных условий является изумительным. Издавая свой труд, Созомен прямо хотел ввести в обман читателей. Вот как начинает Созомен свою «Историю»: сказав о том, что им сделан очерк истории первых трех веков, на основании Евсевия, он затем пишет: «Теперь я попытаюсь изобразить, что случилось после того. Я буду рассказывать о таких явлениях, каких я был очевидцем, и о таких, о каких я узнал от лиц знающих и очевидцев. О том же, что случилось еще раньше, о том я собрал сведения из церковных постановлений, из соборных деяний, из императорских и епископских посланий, часть которых еще и теперь хранится в царских палатах и церквах, а другая часть находится в руках ученейших мужей. Сначала я хотел их целиком внести в «Церковную историю», но потом нашел, что это увеличивает размеры труда, и потому решился кратко передавать их содержание. Только в тех случаях, где смысл документа составляет предмет спорный и понимается неодинаково, я счел за лучшее привести документ сполна, чтобы истина являлась в должном свете». Рассуждающий и пишущий таким образом должен, замечает Гарнак, представить ясные доказательства самостоятельного изучения предмета, но этого мы напрасно стали