с исследованиями Гарнака (Herzog — Наuсk. Encykl. Leipz., 1884. Bd. XIV. S. 403–415). Сократ родился и получил воспитание в Константинополе. Так как он сообщает в своей «Церковной истории» (V, 16), что он в годы юности имел учителями языческих грамматиков Элладия и Аммония, которые во время патриаршества Феофила вследствие бунта бежали из Александрии в 389 г., и так как он, Сократ, выдает себя за очевидца-повествователя лишь позднейших событий, которые случились во времена императора Аркадия, то должно полагать, что он родился в первую половину царствования Феодосия Великого. Это предположение отчасти находит для себя подтверждение в том обстоятельстве, что описание Сократом деятельности Златоуста дает основание полагать, что это описание сделано историком не по личным наблюдениям, а следовательно, в это время он был еще мальчиком. О жизни Сократа мы почти ничего не знаем. Из его труда ясно, однако, видно, что он не был клириком. Сократ именуется схоластиком, а это значит, что он был адвокатом. Тем не менее в его «Церковной истории» нет ясных следов, свидетельствующих о юридическом образовании Сократа, если не считать того, что он знал по-латыни (юрист не мог не знать латинского языка, на котором был написан свод законов). О побуждении, плане, цели, источниках и содержании своего исторического труда Сократ сам говорит как в предисловиях к различным книгам своей «Истории», так и в заключении седьмой книги. Можно догадываться, что важнейший толчок, который заставил Сократа приняться за церковно-исторический труд, дан появлением церковно-исторического труда Руфина, взявшего на себя задачу продолжить «Церковную историю» Евсевия: что сделал Руфин для Запада, то Сократ захотел сделать для Востока. Видно, что Сократ был мало подготовлен к своему труду. Для первых двух книг своей «Церковной истории» Сократ просто воспользовался было трудом Руфина, не производя новых изысканий, но, к счастью, не остановился на этом. Он скоро заметил, что Руфин допускает много ошибок, и потому начал проверять его рассказы теми известиями, какие находились в «Творениях» св. Афанасия, вследствие этого две первых книги получили у Сократа в окончательной редакции лучший вид. В числе источников «Церковной истории» Сократа видное место занимает собрание соборных актов, сделанное македонианским епископом Савином из Ираклеи; Сократ не только приводит документы, заимствуя их из этого собрания, но и нередко полемизирует с Савином, старавшимся дать собственное, еретическое освещение историческим фактам. Число подлинных источников, которыми пользовался Сократ при составлении от третьей до седьмой книги «Истории», очень невелико; с богословской литературой IV в. он был знаком мало. План Сократа состоял в том, чтобы просто продолжить исторические труды Евсевия. Впрочем, он начинает свой рассказ тем, что описывает переход Константина Великого в христианство, что уже было сделано Евсевием, — вследствие того соображения, что Евсевий, по сознанию Сократа, описал слишком бегло многие события из времен Константина, например, арианские споры. Сверх того, Сократу не нравился явно панегирический тон сочинения Евсевия «Жизнь Константина». Все это не мешает Сократу относиться с уважением к Евсевию: он даже берет на себя задачу защищать православие Евсевия вопреки арианам. Одной из причин, заставивших Сократа взяться за эту задачу, было то, что Евсевий был почитателем Оригена, а Сократ высоко ставил Оригена и потому был на стороне почитателей этого знаменитого Александрийского учителя. В своей «Истории» Сократ часто ведет борьбу с противниками Оригена и принимает под свою защиту все, что вышло из-под пера этого писателя. Это отношение Сократа к Оригену составляет характерную черту воззрений первого. Этим отношением условливалось как то, что Сократ являлся поборником эллинского просвещения, эллинской науки, как очень полезной для христиан, так отчасти и то, что он является умеренным в суждениях по догматическим вопросам. Основная точка зрения, какую усваивает Сократ, есть та, которая принадлежала множеству образованных христиан того времени. Сократ не был необычайным либералом. Прежде утверждали, что догматическая точка зрения этого историка отличается либерализмом, однако же этого нельзя утверждать. Он придерживался общих норм Православия безо всякого колебания. В этом отношении он представлял собой одного из многих. Его либерализм усматривали в том, что Сократ остается равнодушен к догматическим тонкостям, не интересуется догматическими спорами, но это зависело единственно от того, что Сократ был мирянин и потому, естественно, питал нерасположение к догматическим распрям, находя в них даже источник зол. В других же отношениях он являет собой обычный тип византийца тех времен. На многое он смотрел такими же глазами, какими смотрели и другие лица, не имевшие никаких либеральных тенденций. Например, Православие и ересь для Сократа представляется не чем другим, как пшеницей и плевелами; он разделяет обычное в то время воззрение, по которому ересь делает тем большие нападения, чем больше в цветущем состоянии находится вера и благочестие; он вполне признает инспирацию Вселенских соборов; он держится воззрения о непогрешимости Церкви, о том, что она всегда остается тождественна сама с собой, поэтому смотрит на ереси как на что-то случайное. Многое в воззрениях Сократа объясняется тем, что, как мирянин, он очень ограничивал понятие о самом Православии: для него, как человека недостаточно знакомого со всей догматикой, те или другие лица, те или другие общины представлялись ничем не отличными от православных, как скоро у них он находил веру в Св. Троицу. Что действительно Сократ держался такого ограниченного понятия о Православии, это Гарнак усматривает в следующих фактах, находимых в «Истории» Сократа: новациан и православных он почитает единомышленными в вере на том основании, что те и другие одинаково понимают учение о Св. Троице; для того же Сократа Ориген несомненно православный человек опять-таки потому, что он правильно учил о Св. Троице. Объясняя подобным образом особенности церковно-исторического воззрения Сократа, вследствие которого этот историк равнодушно проходит мимо таких явлений, о каких другие писатели говорят с негодованием и суровостью, вследствие которого он кажется снисходительным до индифферентизма и свободолюбивым, Гарнак при этом прибавляет, что сложиться такого рода воззрению историка много помогли его, Сократа, темперамент, наклонности, нравственное образование, беспристрастное чувство, а также его нерасположение к клерикальным раздорам и догматическим тонкостям. Все это вместе взятое, по суждению Гарнака, будто бы сделало возможным для Сократа относиться к описываемым у него лицам и явлениям с известного рода беспристрастием. Так, в I и II книге, по замечанию Гарнака, арианский спор изображен с такой умеренностью и правдивостью, на какую только был способен убежденный и преданный приверженец Никейской веры. Там, где Сократу приходилось высказывать неблагоприятное суждение, он оставался в границах благоразумия и не простирался до поношения. Исключение представляет лишь оценка церковной политики Валента; здесь историк не стыдится склонять свой слух для ознакомления