с различными клеветами и слишком сгущает темные краски. Об императоре Юлиане ни один христианский писатель не говорит с таким относительным беспристрастием и сдержанностью, как Сократ. С этой относительной толерантностью Сократ, замечает исследователь, не стоит одиноко в V в. Византийский христианин-мирянин, народ, судил так же, как рассматриваемый историк, да и до сих пор византийский христианин (мирянин) отличается довольно широкой толерантностью. Гарнак находит, что тот неправильно стал бы себе представлять взгляд Сократа на церковную иерархию, кто, принимая во внимание его нередкие жалобы против духовенства, против страсти к спорам и раздорам в клире, стал бы думать, что историк имел принципиальную вражду к иерархии. Сократ не был противником иерархии как таковой, он прямо заявлял, что почитающий священство стоит на одной из ступеней христианского совершенства; он, следовательно, был врагом не самой иерархии, а лишь тех темных явлений, виновниками которых были некоторые иерархи рассматриваемых Сократом времен.

«Церковная история» Сократа, продолжает развивать свои взгляды на эту «Историю» Гарнак, как источник для изучения IV и V вв. имеет первостепенную важность. Но как история, труд Сократа не отвечает даже самым скромным ожиданиям. Да и могло ли быть иначе, когда для Сократа самого понятия о церковной истории не существовало? Он, Сократ, выразительно замечает, что ересь не принадлежит к истории Церкви, и что не было бы церковной истории, если бы перестали обнаруживать себя страсть к спорам и софистика. «Если бы царствовал мир, — говорит буквально Сократ, — то не было бы и предмета для церковной истории». С точки зрения Сократа, церковная история не могла быть не чем иным, как собранием анекдотов и пересказом различных эпизодов. Так на самом деле и было у Сократа. Если Евсевий неясно представляет себе, в чем заключаются задачи церковной истории, то этот недостаток еще яснее выступает у Сократа. Этот последний, по-видимому, не знал: что другое может быть предметом церковной истории, кроме рассказа о ряде и преемстве епископов. Сократ знает и понимает, что не все случившееся должно входить в церковную историю, он говорит также, что знание церковной истории приносит честь, и что знакомый с церковной историей бывает осторожнее при встрече с новшествами; но где находится граница, за которой церковная история перестает быть таковою, и что собственно составляет ее содержание, — для Сократа остается неясным. Виднее всего этот недостаток «Церковной истории» Сократа на его представлениях об отношениях церковной и политической истории. В начале своего сочинения (I, 18) он объявляет, что он не хочет рассказывать политическую историю царствования Константина Великого, так как это не относится к его задаче. Тем не менее он вносит в свою историю много такого, что относилось к политической истории и не имело близкого отношения к церковной истории. Руководящей нитью в его исторических описаниях служит именно смена царствований на императорском престоле. Церковная история у Сократа фактически превращается в гражданскую историю и историю императоров — Кругозор Сократа очень неширок; в последних книгах своей «Истории» он ограничивается сообщением известий о событиях в Константинополе и Константинопольском патриархате. О Западной церкви и папах он знает очень мало. Его хронологические указания, хотя они и делаются с достаточным вниманием, не всегда правильны. Его рассказы иногда довольно легковерны.

После этого Гарнак произносит следующее общее суждение об изучаемом историке: не следует думать, что Сократ не заслуживает одобрения. Этот историк обладает одним великим преимуществом, ради которого ему может быть многое прощено, — он честный писатель и хотел быть беспристрастным. Насколько позволяли иллюзии, которые морочили его, и насколько позволяли его скудные сведения, он сообщает достоверные известия. Он был врагом неумеренных похвал, клеветы и интриганства. А это много значит для писателя, жившего во времена Феодосия Младшего! Далее, он сознавал, в чем заключаются первые и самые необходимые требования, какие предъявляются историку, и старался их действительно выполнить. Он был одушевлен стремлением повсюду различать, что истинно, вероятно, невероятно и совсем никуда негодно. Он прямо заявляет, что того или другого он не знает. Он не показывает никакой предвзятости (?) и избегает всякого коварства и ненависти. Нередко он поражает читателя трезвостью взгляда и благоразумием. Он пишет простым, чуждым всяких прикрас стилем и не любит тратить слов попусту. Сократ сознавал, что эти достоинства присущи его «Истории» и указывает на них читателю сам; и нельзя сказать, чтобы Сократу приходилось раскаиваться в этих заявлениях. Он обладал юмором и наклонностью к умной сатире, примеры того и другого нередко представляет его «История». Вообще его труд свидетельствует как об его искренности, так и о силе его ума. Только искренний писатель мог дать такие характеристики, как даваемые Сократом характеристики Юлиана, Златоуста, Нестория и других лих. При критике историка Сократа нужно твердо помнить следующее: его познания и ученость невелики, а потому им не следует много доверять, но зато можно вполне полагаться на его искренность и его доброе расположение и волю. Если взвесим отношения, замечает Гарнак, среди которых писал Сократ, и припомним, как был ничтожен тот век, когда он жил, то не станем жаловаться на судьбу за то, что она сделала такого мужа, как Сократ, историком, а его труд сохранила до нашего времени.

Иееп говорит о Сократе не так широко, как Гарнак: он говорит, главным образом, об источниках, какими пользовался этот историк, и ставит его значительно ниже, нежели как это делает Гарнак. Из источников Сократовой «Истории» Иееп особенно внимательно рассматривает вопрос об отношении этой «Истории» к собранию соборных актов, сделанному Савином.[130] Вот сведения о Савине, как излагает их указанный исследователь. Савин, по известиям Сократа, был приверженцем македонианской ереси, занимал епископскую кафедру в Ираклее во Фракии и известен сочинением под заглавием «Собрание соборных актов». Его труд начинался обзором соборных рассуждений в Никее, на I Вселенском соборе, и был доведен до царствования Валента. Дожил ли Савин до царствования Феодосия Великого, остается неизвестным, хотя некоторые ученые и утверждают это. Будучи македонианином, Савин несочувственно относился к православным и был далек от того, чтобы признавать важность заслуг Афанасия Великого. Сократ нередко обличает его за пристрастие к арианам: «Собрание актов» Савина было не простым сборником соборных актов, но оно передавало сведения и о тех спорах и беседах, какие имели место на соборных заседаниях; об этом с ясностью можно догадываться на основании некоторых замечаний, какими сопровождает Сократ свои выдержки из труда Савина. Как сборник соборных актов и изложение соборных бесед и диспутов, этот труд был важным историческим источником, тем более что он, по всей видимости, был очень богат документами. Не должно думать, что