– А наши действия не имеют значения?

– Не имеют. – Я поколебался, затем положил руку ей на плечо. Она не отпрянула с отвращением, и это придало мне уверенности. – Рухи, у тебя тоже есть выбор. Ты хочешь довести дело до конца? Или можешь остаться здесь, поддерживать свой народ. Я ценю твою помощь, особенно твои глаза, видящие истину. Но я никогда не стану принуждать тебя. Ты… постоянный друг… для меня.

– Нет. Я доведу дело до конца, – решительно ответила она. – Я помогу тебе.

Сади едва ли была готова бороться, когда праведность и нечестивость смешивались, как краски. Поэтому я должен был знать…

– Почему ты так уверена, Рухи?

– Однажды один человек пытал меня, поскольку рассуждал так же, как ты. Когда-то он был Апостолом, как и я. Но в отличие от меня, он не чувствовал ветерок, веющий с трона Лат. У него не было глаза, видящего истину. Иначе он, возможно, не совершил бы такой ошибки. Поэтому я помогу тебе, чтобы ты тоже не совершил таких ошибок.

Я кивнул, удовлетворенный ее ответом.

– Если есть иной, лучший путь, я готов тебя выслушать. Но сейчас сражаюсь только я. И я не могу перебить своим черным клинком всех, как бы ни старался.

– Знаю. Я ничего не желаю больше, чем победить их. Честно. Я только не хочу измениться до неузнаваемости, когда мы это сделаем. Мне хватает этого каждый день, когда я смотрю на свое отражение в воде – на кровавые руны, покрывающие все мое тело. Но если я уступлю… если поддамся гневу… я знаю, что изменюсь гораздо сильнее.

Хорошо сказано. Она мудрая женщина, и фанаа пошла ей на пользу.

Теперь, когда мы все прояснили, пришло время лететь в Мерву.

24

Базиль

Я старался не думать о сыне, запертом в камне. Но чем больше гнал прочь мысли о нем, тем глубже они проникали и тем сильнее меня отравляло отчаяние.

Если бы я мог убить его, то убил бы. Облегчил бы его страдания и свои тоже. Но его заставили страдать за мои грехи. Несомненно, его страданиями Падшие намерены меня контролировать.

Я им этого не позволю.

Даже мучимый ими, Доран предупреждал нас – Падшие ангелы не дадут нам покинуть Зелтурию, даже если я убью всех, укрывшихся в усыпальнице Хисти, и выполню договор с Сирой. Падшие с их множеством глаз отовсюду наблюдают за нами и читают намерения в наших сердцах. Если мы попробуем покинуть Зелтурию через южный или северный проход, они подвергнут нас мучениям страшнее смерти.

Как Эвандера. Муки обращения в камень, червей или цветы, и только Архангелу ведомо, что еще они могут сделать.

После того как шах Кярс и его свита вернулись в храм, я взял несколько человек и направился к южному проходу. Я был твердо намерен поговорить с Сирой и возвратиться, причем обязательно. Вероятно, Падшие уже поняли, что я никогда не оставлю ни свою армию, ни людей, идущих за мной.

Мы покинем Зелтурию все вместе или не уйдет ни один из нас. Ни один не будет принесен в жертву ради планов Падших ангелов. Ни один.

Кроме разве что дезертиров, чьи обескровленные раздувшиеся тела валялись теперь в южном проходе, – еще одно подтверждение того, о чем предупреждал Доран. Я презирал их за то, что бросили своих братьев. Но как винить тех, кто испытал ужас кровавого тумана?

В небе висел за́мок, покоящийся на паучьих лапах. Огромная, покрытая травой морская звезда передвигалась с помощью полупрозрачных человеческих рук.

Но больше всего меня тревожила массивная голова улыбающегося ребенка. Там, где должна быть шея, росли осьминожьи щупальца. Голова висела над нами, а вращающиеся глаза неотрывно глядели на нас, постоянно читая души.

Я слишком долго рассматривал этих тварей – настолько, что из бездонных небес зазвучали странные песнопения. И я решил, что неразумно смотреть на что-то, кроме собственных ног.

К тому времени когда я прибыл в лагерь Сиры, я, наверное, чувствовал такое же отчаяние, что и дезертиры. Мне хотелось покончить со всей этой мерзостью и уйти куда угодно, только бы не в туман. Йохан исчерпал все свои гимны и теперь повторял только один, из главы о Мароте, чтобы защитить нас от колдовства.

«Это лишь испытание, не отступай же от веры. Как ужасна цена, за которую ты продал свою душу. Под Авророй ярко горит Утренняя звезда».

Мы сидели в большом шатре. Цвет розовой воды напоминал кровавый оттенок воды в Зелтурии, и я попросил рабыню принести мне простой ледяной воды.

Вскоре появились силгизы и йотриды, они расселись на полу напротив нас. Сира выглядела изможденной. Под глазами у нее набрякли мешки, словно от недостатка сна.

Переводчица Нора теперь держала на руках младенца. Она приоткрыла грудь и дала ему пососать. Я смотрел, как юная мать кормит ребенка, взгляд и разум постепенно очищались от всей той мерзости. В свое время у всех нас тоже были жены и дети. Но мы не остались у очагов с близкими, выбрали завоевания и теперь платим страшную цену за свою алчность.

– Вчера ты не пришел, – произнес Пашанг.

– Мы готовились покинуть город.

– Ты взял в плен шаха Кярса?

Я покачал головой.

– Шаха Кярса мы вам не отдадим.

Пашанг с Гокберком пошептались за спиной Сиры, сидевшей между ними. Взгляд ее казался пустым, она словно не слышала моих слов.

– Это противоречит нашей договоренности, – гневно сказал Пашанг. – Мы со всей искренностью помогали тебе, и вот как ты за это платишь?

– Я не хочу быть его врагом.

– Значит, предпочитаешь стать нашим? – рявкнул Гокберк. – Этого ты хочешь?

– Тогда разве был бы я здесь?

– Я считала тебя Зачинателем, – усталым надломленным голосом произнесла Сира. – Думала, ты намерен завоевывать все земли до самого водопада. Как, по-твоему, это можно сделать, не наживая врагов?

Я взглянул на Йохана, человека воистину честного и смиренного, что для священника редкость. Он и все остальные в моих легионах верили, что я Зачинатель. Но я сам дал жизнь этой легенде, укрываясь за победной историей. И со временем сам стал в нее верить. Семьсот лет назад захват всей земли до самого края казался мне достижимым.

Но сейчас – нет. Ведь теперь нам пришлось бы побеждать одну армию за другой, причем все они обладали технологиями и тактикой, намного превосходящими наши. Нет, теперь нам пора искать дом. А завоевания будут позже.