– Даже не думай, что ты ее понимаешь, – сказал Като. – Мы давно ее знаем. Нам известно, что у нее на душе. И мы знаем ее народ, силгизов, и ту ересь, которую они проповедуют. А ты делаешь столько выводов, проведя с ней рядом пару часов.

Это правда. Но они ослеплены ненавистью. Может быть, несмотря на то, что я не так давно знал Сиру, я видел ее яснее, чем они.

– Тогда что же нам делать? – с искренним отчаянием спросил я.

– Нам? – усмехнулся Като. – Мы ждем здесь. – Он указал на деревянную дверь. – Вы ждете там.

– Нет, Като. – Кярс положил руку на покрытое бронзой запястье Като. – Помнишь, что говорил мой отец, когда приказал прийти на помощь нашим врагам, сирмянам? Меджлис хотел атаковать их, пока они слабы, хотел взять Лискар и Тагкалай. Но отец сказал, что, помогая им, мы создадим союз на многие поколения, и это принесет Аланье больше пользы, чем пара городов. Думаю, он был прав.

– Тогда где шах Мурад? – Отчаяния в голосе Като было даже больше, чем у меня. – Где человек, чье царство мы спасли? И если мы создали такой прекрасный союз, так почему Мурад не спешит спасать нас?

– Он придет, – сказал Кярс. – Нельзя отчаиваться.

Забавно, но нынешний Сирм был в большей мере моей страной, чем то, что осталось от Крестеса. Западная половина крестейской империи всегда была отсталой и странной. В мои времена люди, жившие в Гиперионе, едва умели делать колеса или ковать железо. Оттуда же происходили мои враги Сатурнусы. Печально, что Селуки захватили мой процветающий дом в восточной половине Крестеса и сделали его своим царством.

– Значит, шах Сирма придет, – сказал я. – Насколько велико и могущественно его войско?

– Его янычары – лучшие из лучших, – сказал Като. – Хотя я сказал бы, что мы, гулямы, в атаке яростнее, а в обороне изобретательнее.

– А еще у шаха есть забадары, – усмехнулся Кярс. – Среди забадарских женщин очень много фигуристых и аппетитных. Забадарки дикие и внешне, и в повадках. А святые у них весьма снисходительны. С нетерпением жду их прихода.

– Кто такие эти забадары?

– Прошу прощения, думал, ты знаешь, – ответил Кярс. – Забадары – наездники, свободные племена, присягнувшие на верность шаху Сирма. Они действуют как кавалерия, янычары – как элитная пехота, а хазы – как пушечное мясо. Потому сирмяне так хороши на войне. Если они придут с полными силами, то сокрушат союз силгизов и йотридов. Остается один вопрос – чего они у меня за это потребуют. – Он откинулся на голую стену и демонстративно вздохнул. – Я отдам им все, что бы ни попросили. Несмотря на то что шах Мурад отказал мне в единственной просьбе, когда я его спас.

– Что же ты просил? – поинтересовался я. Мне хотелось понять этого человека.

– Дочь крестейского императора, которая тогда была у него в плену. Самое смешное, что из плена она сбежала и в итоге оказалась в моем гареме. А потом сбежала и из гарема и теперь служит Сире. Если выиграю эту войну, то пошлю ее обратно к шаху Мураду. Это будет идеальная справедливость.

Он говорил о девушке из рода Сатурнусов, которую Томус однажды встретил в лагере Сиры. Похоже, она прошла трудный путь. Но что может быть просто в это время? Я слишком многое в нем не понимал. Нужно много уроков от многих мудрецов, чтобы со всем разобраться.

Кярс и Като все-таки согласились принять мой план. Маркоса я нашел в конце застроенной храмами улицы, он долбил гладиусом склон горы.

– Ты что делаешь? – спросил я.

Он обернулся. Его глаза были налиты кровью.

– Посмотри на это, государь император. Посмотри.

Выбитое в горе место кровоточило. Кровь сочилась из чего-то, напоминавшего синюю вену. Вроде тех, что бывают на руке борца.

Маркос смахнул мечом слой песка с другого участка стены и открыл еще несколько вен размером со змею.

– Откуда у этой проклятой горы взялись вены?

Он отбросил гладиус и принялся тереть глаза пальцами.

Я схватил его за руки.

– Прекрати, Маркос! Я же просил тебя не задумываться о том, что ты здесь видишь. Это все трюки Падших. Они хотят свести нас с ума. Не старайся понять все это!

– Глаза… мои глаза… И сквозь них тоже прорастут тюльпаны?

Я отпустил Маркоса, достал два свитка (одно письмо продиктовал я, а другое Кярс) и вложил в его руку.

– Ты должен доставить их Сире. Проследи, чтобы она прочла их в твоем присутствии. Потом сразу же возвращайся. Ты понял?

Из глаз Маркоса потекли розовые слезы.

– Я твой слуга, государь император. Я исполню все, что ты прикажешь.

Я знал, что это правда. Маркос был со мной с самого начала. С дней юности, когда мы, команда Зеленых, мечтали и строили планы в тоннелях под ипподромом. Его отец торговал древесиной, из которой мой мастерил колесницы. Мы с Маркосом всегда были связаны.

– Помнишь, как Сатурнусы отравили колодцы в окрестностях Деймоса? – спросил я. – Ты был при смерти. Рассказывал, как обновишь отцовскую ферму, когда получишь ее в наследство. Поставишь новый забор. Будешь разнообразить посевы. И еще говорил про новый метод полива, о котором только что узнал.

Маркос улыбнулся и кивнул, а я продолжил:

– Ты смог сделать все это и даже больше, потому что выжил. Пусть мечты дают тебе силу жить, Маркос.

– Моя единственная мечта – увидеть водопад на восточном краю земли.

– Мы его увидим. Но для этого нужно время. Нельзя идти на восток, не зная, с каким врагом там столкнемся, если не будем равны ему или даже сильнее. А теперь представь, сколько нового изобрели за прошедшие семьсот лет. И представь, как ты это изучишь. Нам есть ради чего жить, Маркос. За что сражаться. Поэтому нельзя умирать.

Маркос убрал свитки в поясную сумку.

– Я собирался вернуться на ферму к севу. Там остались жена и дети. Я жалею, что не взял их с собой.

– Все мы где-то оставили жен и детей. Я своих – в Кандбаджаре. Амрос говорил, что жена построила собор моего имени, который стоит до сих пор. Она верила, что я вернусь, и заставила весь восток в это верить. Благодаря ей в этих землях найдется немало тех, кто нас примет, когда мы уйдем отсюда. Кто обнимет нас и даже утешит. И поэтому мы должны выжить.

Маркос кивнул, розовые слезы катились у него по щекам.

– Да, ты прав, государь император. Я соберусь с силами.

– Не задерживайся. Возьми подходящее сопровождение и доставь эти сообщения Сире. Пусть