Остаётся только одно. Быстрее, пока не сказано ничего определённого. Пока ошибка преданного кавалера не предстала перед королём во всей неприглядной красе. Рука взметнулась, приказывая открыть стрельбу.

На пол посыпались арбалетные стрелы. Некоторые вместе с арбалетами. Наиболее стойким, как всегда, оказался Якоб. Перевалился через перила в бессознательном состоянии, но арбалета из рук не выпустил. «Надо его как-нибудь поощрить», – печально подумал Карлус.

– Увы, – развёл руками травник, насмешливо глядя в лицо Карлусу, которого определённо не мог видеть за плотной портьерой, – теперь я стал умней. Следующего, кто подойдёт ко мне с острым железом, убью без сожаления. Не спрашивая, кто он и чего ему надо.

– Не желая повторения Хамельнской истории, – невозмутимо протянул король, обладавший великолепной, всегда восхищавшей Карлуса выдержкой, – я, однако, обязан иметь в виду, что наследник престола является неким гарантом мира и спокойствия, и потому его присутствие в непосредственной близости к трону совершенно обязательно.

– Не беспокойтесь, ваше величество. Никакого повторения не будет. Я тогда неудачно пошутил. Ничего с вашим городом не случится. Разве что крыс могу увести.

– Крыс?

Легко улыбнувшись, травник напел два-три такта бодрого марша. Послышалось постукивание коготков, шуршание сухих лапок. На паркете главной приёмной полукругом выстроились крысы, уставились на его величество круглыми чёрными глазками. Десятка два упитанных грызунов с голыми розовыми хвостами.

– Многовато их тут у вас. Гнёзда прямо под полом. Весь дворец изгрызли. Но топить не буду. Всё-таки и они жить хотят. Жаль только, чуму переносят. Брысь!

Крысы разбежались, деловито топоча лапками.

– Вон! – его величество, не выдержав, брякнул то, что думал, позабыв о дипломатии, королевской репутации и государственной необходимости. – Карлус, проследи, чтоб сегодня же духу его не было в городе.

– Я бы предпочёл забрать ребёнка с собой, – холодно и очень настойчиво повторил травник, – неужели вы не видите, что ему здесь не место?

Его величество видел перед собой чрезвычайно опасного наглеца и не видел ни единого способа им управлять. Как с таким поступить? Ответ ясен – избавиться любым путём. Да-с. И стать врагом князя Сенежского. «Может, сам уйдёт?» – тоскливо подумал король. Покосился на Карлуса. Вот если бы тихо его прикончить. Не здесь, не в столице, не во дворце… По дороге где-нибудь.

– Что ж, – тяжко вздохнул травник. – Я вас понял. В таком случае извольте выслушать кое-какие рекомендации по поводу здоровья его высочества. Имейте в виду, отказ им следовать, приведёт к…

– Да, не стоит повторяться, – огрызнулся король, горько сожалевший о своей вспышке и неуместных мыслях.

– Вместо меня наставником необходимо назначить брата Серафима из Академии.

– Он отличается обширными познаниями?

– Отличается, не беспокойтесь. Но главное, он подходит вашему мальчику. Не имеет связей при дворе и совершенно неподкупен. Далее. Ни в коем случае не отстранять и не заменять другими детьми Эжена Готье и Матильду Пышту. Желающих это проделать, я полагаю, будет много, но допускать этого нельзя. Поверьте, в этом нет для меня никакой выгоды. Так будет лучше для принца.

– Это всё?

– И последнее. Никакого участия в парадных приёмах, больших и малых королевских выходах и прочих публичных празднествах по крайней мере в течение двух лет.

– Невозможно. Завтра традиционный майский бал, первый после многолетнего перерыва. Завтра я официально намерен представить сына двору.

Травник изменился в лице.

– Вы погубите его.

– Это не подлежит обсуждению. Я больше не намерен откладывать. Он должен там быть.

– Тогда… Мне придётся задержаться. И пусть это станет единственным исключением. Следующие год-два никаких выходов в свет. Будьте же благоразумны. Только что вы объясняли мне, что мальчик вам дорог.

– Хорошо, – сдался король, – надеюсь, твоему подопечному удастся произвести благоприятное впечатление, которого хватит надолго.

– Удастся, – пообещал травник, – а послезавтра я избавлю вас от своего присутствия.

– До приятного свидания на балу, – процедил король.

Травник покинул помещение скорым шагом. Его величество расстегнул ворот и шумно выдохнул.

Из-под кресла выбежала толстая крыса и уставилась на него умненькими чёрными глазками.

Эжен разглядывал новый рисунок. Странная путаница линий, из них и сквозь них – лицо господина Ивара. Глаза прищурены, будто от сильного ветра, волосы летят, превращаясь в ветер и полосы дождя. Вдруг Лель бросил рисовать и, кубарем скатившись по лестнице, с разбегу повис на только что вошедшем живом господине Иваре, вцепился руками и ногами, прижался всем тощим телом.

– Когда?

– Послезавтра, – нехотя, смущённо ответил господин Ивар.

– Уже? Так скоро?

– Да. Прости. Так получилось.

Лель прижался к нему ещё крепче и выдал сущую глупость:

– Возьми меня с собой.

– Не могу. Ох, если бы я мог.

Похоже, расстроенный господин Ивар не считал это глупостью.

– Почему не можешь?

– У тебя есть отец. Ты нужен ему.

– Неправда. Никому я здесь не нужен.

– Ты принц. Тут уж ничего не поделаешь. Понимаешь, от тебя зависит, будет война или нет.

– Не хочу так. Хочу с тобой. Хочу как ты.

Лель всхлипнул. Матильда решила ему помочь. Руки у господина Ивара были уже заняты, поэтому она обхватила его колени и заревела глубоким басом. Эжен мужественно наблюдал со стороны. Ему тоже хотелось реветь, но он держался.

Господин Ивар зашатался и сел на пол.

– Матильда, – сказал он вкрадчиво, – на бал пойдёшь?

– На какой бал? – прошептала зарёванная Матильда.

– На королевский.

– Не, меня выгонят. У меня платья нету.

– Вечером принесут. Ты какое хочешь: розовое с золотом или белое с серебром?

– Розовое, – протянула Матильда, – я брюнетка, вот. Брюнеткам подлежит розовое.

Волосёнки у Мотьки были сомнительного мышиного цвета, но Эжен насмехаться не стал. Лишь бы не ревела.

– Я не пойду, – пробурчал Лель, устраиваясь на полу. Щекой прижался к колену травника, жалобно заглянул в лицо.

– Тебе нельзя не идти. Ты принц, – устало сказал травник, – только один раз. Твой отец обещал. Больше тебя никто не потревожит. Не бойся. Я всё время буду с тобой.

– Вместо меня, – прошептал Лель, – как раньше.

– Хорошо, – согласился господин Ивар. – Но это неправильно. Ты ж человек, не кукла. Может, попробуешь сам? Знаешь, там может быть красиво. Нарядные дамы и всё такое.

– Чужие. Страшные. Злые.

– Просто новые краски. Будет на что посмотреть.

– Ну вот, ты побудешь мной, а я посмотрю, – хитренько улыбнулся зарёванный Лель.

«Надо же, шутить научился», – подумал Эжен и спросил:

– А я? – Не то чтобы ему очень хотелось, но было бы обидно, если бы не позвали.

– Ты, конечно, тоже идёшь. Я послал записку твоему отцу.

– Он отчим.

– Ах да, разумеется. В общем, парадный костюм тебе пришлют. Сегодня ночуешь здесь. Красивых дам не боишься?

– Ха!

– Так, реветь кончили. Теперь чем займёмся?

Чем заняться, конечно, нашли. Сообща учились танцевать ригодон, танец парадный, сложный, с кучей поклонов и приседаний. Особенно лихо получалось у плотненькой Матильды, которая ловким шариком каталась по комнате и при этом хихикала как сумасшедшая. Длинный господин Ивар в роли кавалера чуть не пополам складывался, когда требовалось почтительно коснуться её грязной ручонки. Потом, сидя на окне, пускали бумажных птичек. У господина Ивара они улетали далеко-далеко, куда-то за городскую стену,