Шрифт:
Закладка:
Кроме портретов господина наставника во всех видах в мастерской никого не было, однако раздавался тихий скулящий звук. Звук шёл из-под кушетки, на которой так любил валяться господин Ивар в обнимку со своей лютней. Рядом обнаружилась надутая Матильда. Глупая девчонка, сопя и шмыгая носом, сидела на полу. На щеках грязные полосы, в волосах паутина.
– Он ревёт, – доложила она, – я сейчас отдохну и тоже буду.
– Тебе нельзя, – прошипел Эжен, – ты на службе.
Матильда всхлипнула.
Эжен лёг на живот и принялся производить раскопки в темноте под кушеткой.
– Вылезай, – сказал он сурово, – тебе тоже нельзя. Ты же принц. Рыцарь древней крови. Вылезай, кому сказано.
– Не хочу, – строптиво пискнули под диваном.
– А чего ты хочешь? – поинтересовался Эжен, наконец нащупав мягкий домашний башмак и тонкие косточки щиколотки.
– Хочу как господин Ивар.
– Все хотят, – наставительно сказал товарищ по играм его высочества, – но не все могут.
Произнеся эту мудрость, он потянул за обнаруженную ногу и вытащил зарёванное высочество из-под кушетки.
Высочество хлюпало носом, отворачивалось и дрожало.
– Слышь, Мотька, – сказал Эжен, – сбегай, найди господина Ивара. А то тут вон чего.
– Не могу. У него эта… уединенция.
– Чего?
– Уединенция у его величества. Уже два часа там сидит. Ведь он не уедет, да?
– Не знаю.
– Уедет, – выговорил Лель. – Ему здесь плохо.
– Потому что ты всё время ревёшь.
– Не-е-ет. Потому что он… Потому что вот…
Лель вытащил из-за пазухи смятый, закапанный слезами рисунок. Линии стёрлись. Снизу чёрточки поперёк – вроде лес, сверху чёрточки вдоль, не то облака, не то большая птица.
Ну очень большая, на весь лист.
– Орёл? – осторожно спросил Эжен.
– Не, это лебедь, – всхлипнула Матильда.
Лель отчаянно замотал головой, рисунок смял, стащил со стола чистый лист, стиснул уголёк и принялся лихорадочно рисовать.
– Он ждёт, Ваше Величество, – доложил Карлус. Король приподнял угол занавески. Прямо из парадного кабинета можно было заглянуть вниз, в большую приёмную. Травник бродил вдоль ряда высоких, в два этажа, окон, смотревших на залитый солнцем город. Белые волосы то вспыхивали на свету, то пропадали в тени. Как видно, бесцельно слоняться ему надоело. По своей скверной привычке подпрыгнул и устроился в оконной нише, превратился в теневой силуэт из тех, что были в моде лет двадцать назад. Картинка под названием «Совершенный кавалер». Ничто не напоминает о деревенском колдуне, подобранном осенью в лесной глуши. Чёрный саржевый камзол, купленный в лавке для бедных студентов, смотрится как дорогой бархат. Волосы причёсаны идеально гладко и стянуты чёрной атласной лентой. Лицо, поза, манеры – всё совершенство. Вот только цвет лица… Благородная бледность, бесспорно, нравится дамам, но это уже чересчур. Вместе с грязью и деревенским загаром исчезли вообще все краски. Изящная стройность фигуры превратилась в болезненную худобу. За месяц, пока Карлуса не было при дворе, стало только хуже. Кажется, два-три движения мокрой губкой, и портрет совершенного кавалера исчезнет совсем. Болен он, что ли? Или кто-то травит его потихоньку?
– Ты слишком долго отсутствовал, – обронил его величество, тоже разглядывая травника.
– Затруднения с её высочеством? – сейчас же догадался кавалер. Покинутая на целый месяц Алисия вполне могла учинить те самые семейные неурядицы, которых так опасался король. В связи с этим сведения, добытые великим трудом и маетой в далёком и нищем Липовце-на-Либаве, из просто любопытных могли превратиться в очень, очень ценные.
– Тебе повезло, – хмуро отозвался король. – У тебя нет детей. Всё готово?
– Да, ваше величество. Мои люди…
– Избавь меня от подробностей. Так всем будет спокойней. Учитывая то, с чем придётся столкнуться.
Его величество сегодня заменил фамильный золотой крест на простой, но серебряный. Кроме креста на шее под рубашкой висела ладанка с дольками чеснока и вторая с сушёной лягушачьей лапкой. Других мер предосторожности он придумать не смог. Кавалер в магическую силу серебра не верил. Стрелы у арбалетчиков, устроенных за портьерами на боковых галереях большой приёмной, были обыкновенные, стальные.
Его величество построил на лице милостивую улыбку и двинулся вниз. Карлус остался в кабинете. Оттуда было удобнее руководить стрелками.
– Мне дали понять, что ты просишь отпустить тебя.
– Ваш сын здоров, ваше величество. Здоров, насколько это возможно.
– Отрадно слышать. Однако я бы предпочёл, чтобы ты остался. Жалованье может быть… нет, не удвоено, двор несколько ограничен в средствах, но… э… существенно увеличено.
– Простите, но у меня есть другие обязательства. Существуют договоры… Заключал их не я, но выполнять обязан.
– Что ж, – его величество кашлянул, – остаётся решить вопрос о вознаграждении. Я полагаю, тебе следует переговорить с казначеем. Ему даны соответствующие указания. Всё в пределах возможного…
– Я же говорил, что много не попрошу. Только одно желание.
– Ах да, желание. Забавно. Что же это?
– Ваше величество, отдайте мне вашего сына.
Король выпрямился в кресле, стиснул подлокотники, но голос его прозвучал с холодной язвительностью.
– Стало быть, всё-таки отдай то, чего дома не знаешь? Всех сокровищ на свете мне живое милей?
– Ну да. Что может быть дороже?
Карлус скрестил руки на груди. Приказ арбалетчикам приготовиться.
– Шутка зашла слишком далеко, – холодновато выговорил король.
– О, ваше величество, я вижу, вы меня не так поняли. Это вовсе не шутка. Мы… Я хотел бы взять его на воспитание.
Карлус так изумился, что руки сами собой опустились. Король, видимо, тоже не знал, почувствовать ли себя оскорблённым или рассмеяться.
– Ты? Бродячий травник? Наследника престола на воспитание?
– Ну, не совсем уж бродячий. Дом-то у меня есть. Мальчику будет там хорошо. Через несколько лет он вернётся к вам. Здоровый. Счастливый.
– Безумие какое-то, – пробормотал король, – повторяю, с меня хватит этих детских игр.
– А вот старый князь Сенежский думал иначе. В самые тяжёлые