— Ну, — почти с ненавистью воззрился он на согнувшегося в почтительном поклоне невзрачного чиновника, и его пальцы застыли в воздухе, над очередной страницей книги, — что там ещё случилось на земле? — Себя он считал небожителем.

Китаец опустился на колени и, стукаясь лбом о каменный пол, украшенный мраморными плитками величиной с черепаховый панцирь, проворно пополз к дашэню.

Протянув ему ногу в красном сапоге для поцелуя, Су Шунь с удовольствием понаблюдал, как тот припадает к ней лбом и носом, словно объясняется в любви, и, насладившись видом крайней преданности, сладострастнейшего раболепия, позволил подняться с колен и сообщить то, ради чего он собственно и прибыл.

Китаец выкатил глаза и зашептал.

— Любимый брат сиятельного Сына Неба достопочтенный князь первой степени наследный принц И Цин ужасно недоволен тем, что происходит. Ему совсем не нравится воинственный настрой союзников. Он говорит, что чувствует себя, как зверь, загнанный в ловушку.

— А что произошло? — смахнул пылинку со стола Су Шунь. — Захватили в плен парламентёров? Так в этом ничего нет необычного — война. Идёт война, которую нам объявили эти черти. А мы сопротивляемся, как можем. И разве князю первой степени принцу И Цину не известно, что во время войны всё возможно? Люди собрались убивать друг друга, а не слушать шелест камышей; не на луну смотреть, а в глаза смерти.

— Принц И Цин не знает, как себя вести? Как победителю или же...

— Пусть махнёт рукой, — перебил чиновника Су Шунь. — Действует так, как будто ничего особенного не случилось. Мы будем биться до победного конца. Так повелел богдыхан.

— А после что?

Су Шунь цинично ухмыльнулся.

— А после заново мириться: диктовать свои условия.

Китаец закусил губу, не зная, что ответить, потом заговорил.

— Мой человек встречался с русским священником.

— С отцом Гурием? — глаза министра злобно сузились. — Мы за ним следим и знаем всех, кто вхож к нему и с кем он дружен. Всех.

— Так вот, — сказал чиновник, — священник возмущается.

— Чем? — положил руки на книгу Су Шунь. — Своим положением бабочки, на которую накинули сачок?

— Об этом он ни слова не сказал.

— Так что же его возмущает?

— Весь ужас, говорит русский священник, заключается в том, что мы, китайцы, даже не понимаем, какой грандиозный политический скандал устроили и насколько уронили себя в глазах Европы. — Чиновник полез за пазуху и развернул несколько листков бумаги, сложенных вчетверо. — Позвольте, я вам зачитаю то, что говорил священник?

— Читайте.

— Я думаю, — бесстрастно заговорил чиновник, — ни одна серьёзная держава теперь не посмотрит в их сторону без осуждения и гнева — Китаец посмотрел на Су Шуня. — Это не я так думаю, это священник. Видя, что дашэнь молчит, продолжил. — Ни одно государство не захочет иметь дело со столь неразумным правительством. Но маньчжуры не думают об этом. Им на это наплевать, как говорят в подобных случаях простолюдины.

— Да, — согласился Су Шунь. — Наплевать. Это он верно подметил.

— И дальше, — пробежал глазами по бумаге чиновник и сунул один из листков себе в карман. — Если союзники поймут, что шансы вернуть парламентёров невелики, они не станут держать армию в открытом поле, это неразумно. Им придётся действовать: бесчинствовать в окрестностях Пекина, устрашать богдыхана штурмом его дворца и низложением правящей династии.

— Если мы продержимся до морозов, — уставился в противоположную стену Су Шунь, — мы победим.

— Вы говорите о нашей победе так, как будто она уже свершилась, — робко заговорил чиновник и сам испугался собственной дерзости. — Принц И Цин не столь оптимистичен. Нет, он не отказывается от ответственности, он будет проводить переговоры, но он страшится провоцировать "белых чертей" — толкать их на захват Пекина.

— Но ведь мы договорились, — раздражённо дёрнулся Су Шунь. — Богдыхан покинет город, скроется в горах, в одном из охотничьих домиков.

— Князь первой степени опасается, что в случае захвата столицы, вспыхнет гражданская война, и тогда династия на самом деле потеряет все. Лучше отдать малое, но сохранить власть.

— Временное перемирие ничего не даст, — сдвинул ладони и посмотрел на свои длинные ногти Су Шунь. — Европейцы потеряют голову от безнаказанности и откажутся исполнять церемониал "коу-тоу".

— Вот это принца И Цина и мучает, оттого он и чувствует себя, как зверь, загнанный в ловушку.

— Каждый хочет жить своей жизнью, но так, чтобы его опекали, — недовольным тоном проворчал министр и добавил: — Я не настаиваю на совершенстве своих мыслей, я пытаюсь разобраться в людях. — Он протянул руку и взял у чиновника листки прочитанной бумаги, — Передайте принцу И Цину, что войска Сэн Вана и столичный гарнизон, вместе взятые, ровно в три раза превышают своей численностью армию союзников, а всякий обороняющийся способен уничтожить, как минимум, пятерых нападающих. Это известно любому.

— Значит, занимаем оборону? — поднялся со своего места чиновник и переломился в поясе. — Я правильно вас понял, почтенный?

— Совершенно верно, — отчеканил Су Шунь. — Мы занимаем круговую оборону. Кстати, — услышал он бой напольных водяных часов, — сейчас в тюрьме Нань-со начнётся весёлое зрелище: пленных станут обучать коленопреклонению.

— Церемониалу "коу-тоу"? — всё так же, согнувшись, спросил чиновник, и ляпис-лазурный шарик задрожал: чиновник беззвучно рассмеялся.

Су Шунь взял со стола колокольчик и сказав чиновнику, чтобы тот подождал его в коридоре, вызвал к себе секретаря. Оставшись с ним наедине, он цепко ухватил того за отворот чёрно-золотистой куртки и злобно прошипел:

— Что собирается делать жена богдыхана? Куда смотрит этот старый идиот, её отец Гуй Лян? Ждёт, когда Цы Си сядет на трон и отчекрыжит ему то, что отличает жеребца от евнуха — его увесистые ядра? Мне одному с Цы Си не справиться! — Он приник к уху своего подручного. — За мной уже следят.

— Надо её изолировать, — шёпотом ответил секретарь. — Найти предлог.

— Какой? — так же шёпотом спросил Су Шунь, не выпуская из своих старческих пальцев отворот куртки. — Я ведь наказал: придумать!

— Мы подошлём ей новую служанку, — одними губами пояснил секретарь, — и нового евнуха. Мы постараемся сменить охрану.

— Действуйте, — разжал пальцы Су Шунь. — Это по вашей части.

После