у меня сотрясение мозга. Хорошо, что она не сломала мне шею».

– Я никогда не забывала о тебе, Джеки. Все эти годы, что была заперта в больнице. Твой папочка рассказывал мне про тебя, про то, как ты вырос, про то, как тебе по-прежнему снятся сны про нас и про ночь твоего крещения.

– Пожалуйста, заткнись.

– Разве так можно разговаривать с мамой, Джеки?

Глаза Лауры Тремли светились тошнотворным голубым сиянием, освещая расходящиеся от них темные вены. «Совсем как в моих снах, – подумал он. – Совсем как тот идол…»

Сказанное ею ранее эхом отдавалось у него в голове. Много лет назад старая сука забрала кое-что у моего господа.

– Твоя бабушка всегда была слишком мягка с тобой, малыш. Думаю, бабушки всегда так ведут себя со своими внуками. Она не научила тебя уважению.

– Она многому меня научила, – выпалил Джек. Мать захихикала в темноте. Даже в тусклом свете он видел, как она ухмыляется ему, ее рот превратился в широкую пропасть, расколовшую лицо пополам. – Можешь сколько угодно издеваться над ее памятью, но она научила меня большему, чем ты когда-либо. Она хотя бы меня любила.

– Я очень сильно любила тебя, малыш, но по-своему. Просто моего бога я любила больше.

Джек открыл рот, но обнаружил, что ему нечем ответить на леденящую душу искренность. Что он мог сказать? Он верил ей. Своего бога она любила больше. Что он помнил о своей матери, так это ее железную преданность и непоколебимую веру. Она следовала за своим господом, подобно генералу его адской армии. Невинная христианская девочка, росшая в этом доме, была давно мертва, задушена и похоронена женщиной, в которую она превратилась.

– Как только твой папочка доберется до тебя, Джеки, он тут же поставит тебя на путь истинный.

У Джека перехватило дыхание. Он посмотрел в ее светящиеся глаза и постарался не отводить взгляд.

– Так это правда? Он жив?

– О да, мой дорогой мальчик. Он жив. Даже сейчас занимается богоугодным делом, распространяя евангелие Старых Обычаев. – Лаура криво улыбнулась и расхохоталась. – Но ты уже знал это, не так ли? Чувствовал костями и нутром. В темноте, пока спал.

Джек отвернулся. Она была права. Ему не пришлось это говорить. Она уже знала.

– Нравится тебе или нет, Джеки, но ты – часть семьи. Как все остальные дети. И твой папочка идет закончить то, что начал много лет назад.

По его телу пробежал холод, и свет, идущий сверху, потускнел от ее слов. Мгновение спустя дверь подвала со скрипом открылась и в проеме появился силуэт профессора. Джек не стал ждать. Стиснув зубы, он принялся подниматься по лестнице, шаг за шагом.

За спиной у него раздавался безумный хриплый смех его матери Лауры, похожий на хруст битого стекла.

7

Офицер Грэй сидел в своей заляпанной грязью патрульной машине, слушая по рации неистовую трескотню. В другом конце заправочной парковки офицеры Дил и Кертис отгораживали лентой место преступления, где все еще лежало в луже крови тело старика. Бригада криминалистов должна была приехать еще полчаса назад.

В детстве Маркус Грэй считал, что работа в полиции – ежедневное приключение, охота на плохих парней и спасение старушек. Реальность службы в таком захудалом городишке, как Стауфорд, оказалась далека от его детских фантазий. Он подумывал уже о том, чтобы уволиться и найти себе настоящую работу. Возможно, охранником на железной дороге.

Все изменилось, когда случился этот «вброс говна в вентилятор». То, конечно же, были слова Оззи Белла. Маркус был хорошим парнем, ходил в церковь, никогда не богохульствовал и не ругался не к месту. Но эти слова как ничто другое подходили к событиям последних нескольких дней. Неважно, как часто он проигрывал в голове произошедшее, ни одно словосочетание не соответствовало этому настолько хорошо, как «вброс говна в вентилятор». Сперва те пропавшие мальчишки, затем эта женщина, Лаура Тремли, сбежавшая из психиатрического отделения, а потом еще утреннее убийство на заправке Рики Рэйдера. Теперь, судя по трескотне на полицейской волне, весь клятый город разваливался на части.

Сообщения о стрельбе в разных районах, о нападениях детей на своих родителей, соседей на соседей. О клубах дыма, поднимающихся над шпилем Первой баптистской церкви, о толпе возле нее, скандирующей молитвы. Не говоря уже о бесконечных звонках в службу 911, которыми был перегружен пульт диспетчера. Маркус снова попытался позвонить начальнику. Закрыл глаза и стал слушать учащенно колотящееся от паники сердце. «Посчитай в обратном порядке от десяти, – сказал он себе. Десять. Девять. Восемь».

– Ящик голосовой почты переполнен.

Офицер Грэй сбросил вызов, затем снова набрал номер шефа Белла. Шериф должен знать, что делать. Должен знать, как справиться с этим хаосом. И сделает это по-своему дерзко. Упрекнет Маркуса за то, что тот не сохранил хладнокровия, за то, что дал слабину в самый неподходящий момент, когда на счету была каждая секунда.

Пять гудков. Шесть. Семь.

Он открыл глаза и посмотрел на телефон. С момента прибытия на место преступления сорок пять минут назад он звонил начальнику уже одиннадцать раз. Ты действительно настолько беспомощен? «Вброс говна в вентилятор» случился в твое дежурство, и ты дал слабину. Неудивительно, что парни в полицейском участке издеваются над тобой.

Но он никогда не попадал в подобную ситуацию. Должна быть субординация. Конечно, возможно, он когда-нибудь захочет быть начальником, но не так скоро, не сегодня. Не сейчас, когда чувствует свою полную беспомощность.

Маркус вспомнил субботу после окончания академии, когда родители устроили вечеринку в его честь. Оззи Белл отвел его в сторону, в дальний угол двора Харлана Грэя. Там, в тени сарая, жуя шоколадный торт, Оззи сказал ему: «Я делаю это только в качестве одолжения твоему старику. Если облажаешься, если подведешь меня, если убьешь кого-нибудь, да поможет мне бог, я сам тебя прикончу. Понял меня? Этот торт сухой, как хрен знает что».

Маркус нахмурился. Он не мог забыть шок, холодный взгляд в глазах Оззи, даже когда тот говорил с улыбкой, и ужасный металлический привкус, появившийся в горле, когда начальник полицейского управления Стауфорда выплюнул кусок торта, забрызгав ему туфли.

– Я вас слышу, – прошептал Маркус, когда записанный голос в очередной раз объявил, что ящик входящей почты переполнен. – Я отлично вас слышу.

Он не облажается, нет. Но ему все равно нужно знать, ждать помощи или нет. Существовало единственное место, где в данный момент мог находиться Оззи Белл. Все в городе знали, уже давно шептались об этом, и даже Маркус слышал эти разговоры.

В некотором смысле все казалось ему логичным.