Шрифт:
Закладка:
2
Райли пинком открыл дверь и поморщился, когда ручка ударила в стену. Бобби Тейт прислонился к плечу сына, выкашливая черную жижу. Темные комья падали на пол, шевелясь из-за прячущихся в них невидимых существ и заполняя дом невыносимым смрадом гниющей земли. Прислонив отца к стене, Райли закрыл дверь.
– Я звоню в 911.
– Нет, – прохрипел Бобби. Он закашлялся так сильно, что потерял равновесие и свалился на пол содрогающейся кучей. Чем бы ни было то вещество, которое Бен и Тоби исторгли в лицо его отцу, теперь оно проникало ему в организм. Вокруг глазниц вздулись и пульсировали темные вены, по носу стекали черные слезы. Едва Райли с отцом добрались до дома, как ядовитое месиво начало действовать. «Акура» Бобби все еще стояла в канаве рядом с подъездной дорожкой, поворотник продолжал мигать, двигатель работал на холостом ходу.
Райли смотрел на морщащегося от боли отца, шокированный возможностью потерять еще одного родителя. И впервые после смерти матери он обнаружил, что взывает к Богу. «Нет, только не его. Пожалуйста, не отнимай его у меня. Он – все, что у меня осталось. Это нечестно, будь ты проклят. Ты не можешь забрать его. Не можешь».
Он разжал кулаки и положил трясущиеся руки отцу на плечи.
– Давай, пап. Вставай. Нам нужно отвести тебя в ванную, а потом я вызову скорую.
– Нет, – повторил Бобби, но на этот раз он был слишком слаб, чтобы протестовать. Райли перекинул руку отца через плечо и выругался себе под нос, пытаясь справиться с неподъемной тяжестью.
– Ты должен помочь мне, пап. Пожалуйста.
Тело Бобби Тейта содрогнулось в очередном приступе хриплого кашля. Влажный комок черной мокроты вылетел у него изо рта и шлепнулся у подножия лестницы.
– О господи, мать его, Иисусе, гадость какая!
Бобби обрел опору и потянулся к перилам. Райли не знал, что именно заставило отца двигаться – выброс токсичного вещества из организма или произнесенное им богохульство. В любом случае пастору удалось подняться по лестнице без помощи сына-подростка, и он рухнул перед дверью ванной.
– Пап…
– Звони… Стефани…
– Позвоню, но тебе действительно нужен врач…
Бобби заполз в ванную, и его вырвало на кафельный пол. Он обернулся, зацепил ногой дверь и встретился с сыном взглядом.
– Райли, я люблю тебя больше всего на свете… пожалуйста, никогда не забывай этого.
– Папа, хватит. Я звоню в 911.
– Черт возьми, Райли, послушай меня хоть раз.
Райли ошарашенно уставился на отца.
– Иди в свою комнату и запри… – Очередной тяжелый кашель вырвался из содрогающегося тела священника. Бобби отвернулся и исторг новый ком черной слизи. – …запри дверь. Никого не впускай. Даже меня.
– Пап…
– Я СКАЗАЛ «ИДИ»! – Бобби Тейт захлопнул дверь ногой с такой силой, что задрожали стены. Райли в шоке уставился на закрытую дверь, слушая, как его старик давится за ней в приступе рвоты. «Неужели он умирает? О боже, неужели он умирает? Неужели умирает?»
Райли так испугался, что на мгновение даже забыл о том, чтобы позвать на помощь. Он страшно боялся потерять отца. Своего единственного родителя. Перспектива остаться без него вызывала ужас. Но больше всего повергала в панику неминуемая возможность остаться по-настоящему одиноким в этом мире.
За дверью ванной Бобби исторгал в унитаз рвоту, бормоча молитву Богу, чтобы тот избавил его от ужасного яда, курсирующего в теле. Лишь Райли слышал его. Звука отцовских мучений было достаточно, чтобы заставить двигаться. Он бросился по коридору к себе в комнату, запер за собой дверь и сквозь туман слез попытался нащупать свой телефон.
– О боже, – всхлипнул он, вытирая глаза. – Нет, нет, нет. Только не сейчас. Не сейчас!
Сердце у него екнуло. На экране мигал индикатор аккумулятора. Райли посмотрел на дальнюю стену, где из розетки свисал зарядный кабель. Телефон Райли был мертв.
3
Вокруг Джека Тремли все закружилось, комнаты бабушкиного дома погрузились во тьму, а перед глазами вспыхнуло бескрайнее море ярких звезд. Живот скрутило, и Джек едва не потерял сознание, осознав, что летит. Нет, он не летел. Парил, удерживаемый в воздухе невидимой силой, в то время как мать безумно хихикала откуда-то из-за пределов ползучей тьмы.
«Я все еще сплю, – подумал он. – По-прежнему нахожусь в храме под церковью, и я все еще напуганный ребенок».
И он был напуган, но эффект от адреналина замедлил время, замедлил реакцию на все. Джек был не в состоянии осознать происходящее вокруг, пока дверь подвала не скрипнула, и с этого момента все стало происходить в безупречно высокой четкости холодной реальности.
Джек парил у края темного проема, ведущего в подвал. Лаура парила вместе с ним, царапая грязными пальцами ног деревянный пол кухни. Она с невероятной силой держала его за горло, жилы у нее на шее вспучились, как и мышцы на окровавленной и испещренной черными венами руке. Из светящихся глаз и ноздрей струились ручьи черного масла. У ног образовалась лужа черной комковатой массы.
– Мне так и не довелось попрощаться с тобой, Джеки. Боже, как же ты вырос. Ты очень похож на своего папочку.
Джек потерял дар речи. Он много лет представлял себе, что скажет матери, если когда-либо увидит ее снова, но сейчас весь гнев и печаль ушли из него. Сейчас, больше чем когда-либо, Джеку снова захотелось дышать. Захотелось почувствовать утешающую силу притяжения. И ему не хотелось спускаться во тьму подвала.
У Лауры Тремли были другие планы.
– Старая сука не сможет защитить тебя сейчас, дорогой Джеки. Нам с тобой, малыш, нужно наверстать упущенное.
Мать выпятила губы и послала ему воздушный поцелуй. От ее прогорклого дыхания все вокруг закружилось, и Джек осознал, что падает назад. Он кувыркнулся, и светящийся дверной проем оказался сверху. От удара о твердые деревянные ступени спину пронзила острая обжигающая боль. Прокатившись остаток пути, Джек жестко приземлился на бетонную плиту. Знакомое тепло брызнуло из носа, перед глазами будто вспыхнула молния и посыпались искры. Немного придя в себя, он попытался разглядеть что-нибудь в темноте.
Когда он попробовал подняться с пола, изо рта у него вырвался стон. Но ни боль в голове и горле и ни ужас от встречи с матерью не могли сравниться с тревожным осознанием того, что он оказался во тьме бабушкиного подвала. Даже когда Бабуля Джини была жива, он избегал этого страшного места. Психотерапевт сказал ему, что это игры разума, способ спроецировать раннюю травму
