– Хочу выпить за то, чтобы в этой жизни всегда было место мужской дружбе. Как бы ни резвилась над нами судьба, как бы ни брала за горло, чтобы мы всегда оставались людьми. Людьми в полном понимании этого слова.

Матерый, Степаныч и Дмитриев встали вслед за генералом и, подняв рюмки, чокнулись. Опрокинув по второй, все четверо набросились на аппетитную закуску.

День был в разгаре, и солнце уже вовсю заглядывало в окно.

Через час после крепкого застолья, выйдя на крыльцо в более чем приятном расположении духа, все четверо зажмурились от брызнувших в глаза лучей.

– Хорошо у тебя здесь, Степаныч! – Кречетов подставил ладони под капли плачущей сосульки.

Николай, стоя с ним рядом, улыбнулся.

Неожиданно нечто яркое блеснуло вдалеке, словно кто-то играл зеркальцем.

Удивившись столь необычному явлению, Матерый хотел было, тронуть за плечо Кречетова, дабы обратить на это его внимание, но, как только генерал повернулся к нему лицом, Николай увидел медленно ползущую по его одежде ярко-красную точку. Словно капля крови, та сползала с плеча генерала, подбираясь к сердцу.

Дальше всё произошло настолько быстро, что никто: ни Кречетов, ни Константин и даже сам Николай – не смог уловить момента выстрела.

Матерый что было силы толкнул генерала в плечо, да так, что тот, взмахнув руками, полетел с крыльца лицом в снег.

В следующее мгновение прожигающая насквозь боль, сбив Матерого с ног, швырнула его на землю. Когда вторая пуля ударила в плечо, Николай, уже не чувствуя тела, падал на Кречетова.

Сколько прошло времени, не известно, прежде, чем Николай с трудом поднял тяжелые веки. Свет, острыми иглами вонзился в глаза. Ощущалась боль в груди, но дышать было настолько легко, будто с души свалился камень.

Переведя дыхание, Матерый ещё раз попробовал открыть глаза. Сквозь мутную пелену начали вырисовывать очертания людей в белых халатах и масках на лицах.

– Доктор! Он очнулся! – воскликнул женский голос.

– Очнулся? Ну и прекрасно.

Кто-то склонился, лицо почти всё под белой марлевой повязкой, и только сквозь стекла очков в тонкой золотой оправе блестели внимательные глаза.

– Ну вот и хорошо, – вновь повторил доктор. – Значит, так, дорогой ты наш господин Волков, я сейчас буду говорить, а ты меня слушай и вникай. Говорить не надо. На вопросы отвечай глазами. Один раз опустишь веки, значит да, два раза – нет. Всё понял?

Николай опустил веки.

– Отлично! – воскликнул доктор. – Приятно иметь дело с таким понятливым молодым человеком.

– Как себя чувствуешь? Более-менее?

Матерый вновь закрыл глаза.

– Боль в груди ощущаешь?

Веки Николая скользнули вниз.

– Это естественно. Будет больнее, когда начнёшь отходить от наркоза. Придется потерпеть. Теперь о ранении. Первая пуля прошла в миллиметре от сердца, взяла бы левее, быть тебе на том свете.

Матерому хотелось сказать, что смерть уже приходила, но он не чувствовал языка, в следующее мгновение несоизмеримая усталость начала сковывать мысли.

– Что, устал? – спросил врач.

Николай закрыл глаза.

– Это естественно. Потерпи немного. Первая пуля наделала много бед, но только благодаря твоему недюжинному здоровью ты сейчас здесь, а не там…

Он вновь улыбнулся.

– Вторая пуля пробила плечо, но это уже пустяк. Поэтому, будем считать, что родился ты в рубашке.. Разумеется, во всем этом ничего хорошего нет, но жить будешь, а это главное. Кстати, по статистике, те, кто сумел выкарабкаться с того света, живут до ста лет.

Проходя мимо дежурного врача, доктор остановился.

– Там к герою делегация прорывается во главе с генералом. Пропустите. Ненадолго и желательно по очереди. – Он на секунду задумался. – Хотя какая тут к черту очередь, к людям счастье пришло – друг остался жив. – Он снял очки, сосредоточенно протер стекла, улыбнулся и тихо добавил: – Девушку впустите первой, это для героя лучше всякого лекарства.

Наташа вошла в палату почти неслышно. Присев на краешек стоявшего рядом стула, вгляделась в его лицо. Глаза опухли от слез, но сейчас в них светилась радость. Радость от того, что будет жить и теперь всегда будет с ней.

Николай осторожно шевельнул пальцами и, накрыв ладонью руку девушки, сжал её.

Сердце Наташи зашлось от радости, не справившись с волнением, она прильнула горячими губами к его губам.

За дверью послышался шум, и чьи-то мужские голоса, то переходя на шепот, то что-то громко объясняя, заполнили коридор.

Стеклянные створки двери звякнули, и в палату ввалились Константин и Кречетов.

Оба были одеты так, словно шли не в больницу, а на прием к президенту.

Генерал, сверкая регалиями и красными лампасами, замер у изголовья Николая. Дмитриев остался стоять у дверей. Убедившись, что никто не предпримет попытки выдворить их из палаты, он прошёл к небольшому столику и начал выкладывать на него содержимое пакетов. Вытащил фляжку с коньяком и четыре маленьких походных стаканчика. Разломив шоколадку и разлив коньяк, сунул в руки всем по стаканчику, не забыв при этом аккуратно зажать один из них в ладони Николая.

– Вы с ума сошли, – ахнула от неожиданности Наташа.

– Тихо! – цыкнул Кречетов, сознательно придавая голосу командирский тембр. – Я здесь старший по званию, и я решаю, что можно, а что нельзя.

– А я жена, и отныне я буду здесь маршалом, – восстала Наташа.

– Так точно, товарищ маршал, – рассмеялся Кречетов, – Успокойтесь, Наташенька, мы не собираемся вливать коньяк в рот вашему мужу, мы пришли сюда выпить за его здоровье, а стаканчик в руке Николая – это, чисто символически. Уверен, он не осудит нас. Верно, Матерый?

Николай, соглашаясь, прикрыл веки.

– Ну вот видите, он согласен. – Алексей Николаевич поднял пластиковый стаканчик с такой осторожностью, словно то был хрустальный фужер

– У горцев есть такое поверье, если один человек спас жизнь другому, то становится ему братом. Я не горец, но мне по душе такой закон, и я хочу, чтобы с этой минуты ты знал, у тебя есть брат – Кречетов Алексей Николаевич.

– Два брата, – глянул в глаза Матерого. – Ты не возражаешь?

Веки Николая опустились сами.

Глава 26

Генерал Лазарев

Кречетов подняв трубку телефона, набрал номер.

– Алло. Говорит генерал-майор Кречетов, – по-военному жестко представился он. – Соедините с генерал-лейтенантом Лазаревым.

– Минуту, – ответил голос секретаря.

В трубке зашуршало, затем послышался до боли знакомый щелчок, и только после этого загудел голос генерала:

– Здравствуй, Алексей Николаевич! Рад слышать тебя.

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант. – Кречетов нервничал, и от этого голос его дрожал.

– Чего так официально? – насторожился Лазарев.

– Разговор предстоит серьезный. – переведя дыхание, Кречетов продолжил: – Поэтому давай, Валерий Александрович, без всяких там любезностей и хитроумных выражений.