* * *

Иван Ильич Сафронов вышел из магазина на улицу. Он выглядел злым и недовольным.

Из ювелирной лавки напротив с довольным лицом вышел Гавриил Лопырёв. Увидев Сафронова, он поспешил к нему.

– Поистине сегодня удача так и плывёт ко мне в руки! – воскликнул мужчина. – Сделал удачные покупки, собрался тебя навестить, Иван Ильич, а ты вот он весь, как в ресторане на подносе!

Увидев его, Сафронов остановился и неприязненно поморщился.

– Что-то ты не весел, Иван Ильич? – поинтересовался он, слащаво улыбаясь. – Или день не задался с утреца раннего?

– А у тебя, видимо, задался, Гаврила, – огрызнулся Сафронов, нехотя пожимая протянутую руку. – Весь сияешь вон как солнышко красное.

– Да вот, весь в заботах я, Иван Ильич, – хмыкнул Лопырёв. – Сына женить собираюсь. Хватит ему бобылём прохлаждаться. Супруга твоя, Марина Карповна, правильно сказала, что женить Власа надо и вся дурь с него сойдёт.

– А кого в жёны своему оболтусу метишь? – хмуря лоб, поинтересовался Сафронов. – Уж не Аннушку ли мою?

– Ты задал вопрос, Иван Ильич, и сам же на него ответил, – осклабился Лопырёв. – Видел я её издали, писаная красавица! Мой сын тоже лицом красив. Не в меня, в матушку свою уродился.

Слушая его, Сафронов изменился в лице и даже сжал кулаки, будто готовясь к драке.

– А с чего ты взял, Гаврила, что я отдам свою доченьку за твоего лоботряса? – сказал он с вызовом. – У тебя же не алтына за душой. Скоро задницу свою голую прикрыть нечем будет.

– А что я, Ивашка? – с гадкой ухмылкой отозвался Лопырёв. – Я есть я. Живу себе и живу. А сын мой, хоть и непутёвый, но не чета мне, «голодранцу». Дед ему всё своё состояние завещал немалое. Отец супруги моей дражайшей человек зажиточный, ты его знаешь.

Услышав новость, Сафронов остолбенел. Он конечно же знал тестя Лопырёва и был наслышан о его богатстве.

– А почему же тесть твой, Герасим Авдеевич, тебе выбраться из нужды не подсобляет? Ты же муж единственной его дочери, Гаврила.

– Да невзлюбил он меня с самого начала, – оживился Лопырёв. – Даже не помню, с чего между нами кошка чёрная пробежала. Внуку, бывает, он деньжат подкидывает, а меня на дух не переносит, хоть задавись.

– А тесть твой знает, каков внук у него? – поддел его Сафронов. – Ему известно, как Влас твой жизнь свою молодую прожигает?

– Всё ему известно, – с кислой миной вздохнул Лопырёв. – Вот потому он Власа к себе в дом сейчас забрал. Сам его наставлять берётся, хрен старый.

– Э-э-эх, раньше надо было думать, пока мальцом Влас был, – покачал с сомнением головой Сафронов. – А сейчас, когда он уже привык к жизни бездельника и разгильдяя, никакое воспитание ему не поможет.

Посмотрев по сторонам, Лопырёв вытянул шею и заговорил так тихо, чтобы прохожие не могли его услышать.

– Старик уже поставил Власу условие, – сообщил он. – Или он живёт по правилам деда, или дед лишит его наследства. Думаю, что такая мера поможет парню изменить свою жизнь и остепениться.

– Если произойдёт чудо и Влас изменится, тогда и поговорим о его женитьбе на моей дочери, – с плохо скрываемой иронией высказался Сафронов. – А сейчас извиняй, Гавриил, и даже не заикайся об этом.

– Ну зачем ты так, Иван Ильич? – поджал обиженно губы Лопырёв. – А может быть, у тебя уже есть кто-то на примете, кого ты в зятья выбрал?

Сафронов, глядя в его бегающие глазки, самодовольно ухмыльнулся.

– Хорошо, будем откровенны, Гаврила, – сказал он, расправляя плечи. – Почему именно на моей дочери ты хочешь женить своего оболтуса? Самара город большой, и красивых девушек здесь не счесть сколько.

– Будь по-твоему, откровенность за откровенность, – вздохнул с несчастным видом Лопырёв. – Этого союза требует мой тесть. Из каких соображений, я не знаю.

– Ты не знаешь, я знаю, – сообщил ему Сафронов. – Брат твоего тестя Сидор живёт в Тамбове. Он купец и друг моего отца. Утверждать не берусь, но предположительно Сидор внушил своему брату, а твоему тестю, женить беспутного Власа на моей дочери.

– Вот, значит, как, а я…

Лопырёв замолчал, услышав бодрые выкрики мальчишек, продающих газеты.

– Распутина убили! – слышались отовсюду звонкие голоса. – В Питере заговорщики убили Гришку Распутина! Покупайте газеты, господа! Сами почитайте и всё узнаете!

* * *

Силантий Звонарёв и иерей Георгий оживлённо беседовали во дворе дома.

– Ты бы курил поменьше, раб божий, – не выдержал батюшка. – С твоим здоровьем негоже злоупотреблять этим зельем.

– Рад бы бросить, да не могу, – покачал головой Силантий. – Крепко втянулся я в это пагубное дело. А я ведь до войны не курил и спиртным губ не пачкал. А на фронт попал, всё перевернулось с ног на голову.

– Человек венец всему, – назидательно высказался иерей. – Если захочешь, то легко избавишься от пагубной страсти.

– Пожалуй, пойду я, – засобирался Силантий. – Дел много накопилось, покуда я здесь, у тебя, поленом никчёмным валялся.

– Что ж, ступай, удерживать не стану, – вздохнул иерей. – Всё одно по-своему поступишь. Мы с тобой сколько беседовали, но ты так и не внял моим просьбам и уговорам.

– А я во время войны во всё веру потерял, – поправил на голове шапку Силантий. – И в Бога, и в Сатану, и во всё на свете. Я сам по себе и только в себя верю.

– Но так жить нельзя? – покачал укоризненно головой иерей. – И Бог есть, и Сатана тоже есть. И ты должен сделать выбор между Царством Небесным и адом.

– На счёт Царства Небесного я сомневаюсь, а в аду уже живу, – ухмыльнулся, натягивая на корявые пальцы рукавицы, Силантий. – Так что выбор между добром и злом мне делать не приходится.

Иерей посмотрел на небо, перекрестился и вздохнул:

– Ставишь ли ты для себя в дальнейшем какую-то цель?

– Есть у меня цель и надежда жива покуда, что жизнь свою паскудную я как-то изменю, – ответил Силантий. – Но об этом я никому не расскажу, боюсь сглазить.

Он открыл калитку, вышел на улицу и обернулся.

– Спасибо тебе, батюшка, за заботу и понимание, – сказал он, поклонившись вышедшему его проводить иерею. – Спасибо, что приютил на время болезни и выходил. А уж дальше я сам как-нибудь разберусь со своими возможностями и потребностями. Ты лучше за Евдокией приглядывай, несчастна она и доверчива. И про сестру умершую ничего не говори ей. Боюсь, не выдержит она такого потрясения и умом тронется.

Развернувшись, Силантий пошёл вверх по заснеженной улице, а иерей Георгий проводил его печальным взглядом, перекрестил и прочитал короткую молитву.

* * *

Самарское губернское жандармское