Я рухнула на кровать прямиком с компьютерного стула и сказала Янику, что раз он мой парень, пусть сам меня и переодевает.

Он по обыкновению справился только наполовину, и мы лежали рядышком голые, а потом слились воедино в каком-то полубессознательном состоянии. У нас у обоих выдохлась батарейка, как у зайцев из старой рекламы “Дюраселл”. Мы достигли пика и скатились с него прямо в сон.

Тут мне сразу вспоминается, как однажды мы с Яником, крепко обнявшись, покатились кубарем с вершины холма. Только мы не сообразили, что чем больше вес, тем быстрее ты катишься. Мы никак не могли остановиться, да к тому же оказалось, что склон только сверху выглядел гладким. Мы держались друг за друга, орали, лавиной неслись вниз и в итоге отбили себе все, что можно.

Как ни странно, в тот вечер спустя час я проснулась. Ни дать ни взять идеальная хозяйка, у которой в голове срабатывает будильник, когда достирывает стиральная машина[97]. Яник, как лунатик, поплелся за мной в ванную и вытянул вперед руки, желая помочь: корзину-то для мокрого белья мы так и не купили.

Ночь была теплая, и мы голышом стояли на балконе и вешали белье на веревочки. И почему, интересно, такие моменты запоминаются больше всего? Я взяла у Яника последние трусы, повесила их и посмотрела на него с недоумением, потому что он все так и стоял под открытым небом, освещенный луной.

– Это тоже повесить? – спросила я и показала ему между ног.

Яник окинул меня взглядом, а потом сказал:

– Твоему телу разрешено стареть.

– Для этого ему не требуется никакого разрешения, – фыркнула я.

– В том-то и дело, – выдохнул он, и я поняла, что он имел в виду другое.

Мы так и стояли вдвоем на балконе, и мне казалось, что теперь мы вместе окончательно и бесповоротно. Когда я говорю такое, мне даже мерещится, что я – это я. Немного погодя я прижалась к Янику, поцеловала и сказала:

– Я и в следующей жизни не хочу быть больше ни с кем, кроме тебя.

И я знала, что так оно и есть.

* * *

Он все еще не вернулся? Тогда добавлю от себя еще последний кусок. Когда рассказываешь про свою жизнь, это, оказывается, затягивает, хотя я здесь на самом деле не я, как мы уже выяснили. Надеюсь, вы не забыли. Интересно: вдруг становится неважно – я, не-я, – просто мы прожили вместе какую-то часть жизни, я не-я и Ян Неян. Или все-таки не-Ян? Надеюсь, кто-нибудь перечитает за мной то, что я тут понаписала. А то НеЯн наверняка разозлится, если я ему здесь понаделаю ошибок. Я-то уж точно не собираюсь за собой ничего перечитывать. Вы не поверите, но, когда мы только еще начинали встречаться, Ян попрекал меня ошибками, которые иногда проскакивали в моих эсэмэсках. Вот, скажем, пишу я ему: Главное, что бы ты опять не забыл! А он мне отвечает: Ты опять забыла, что правильно писать чтобы. Ладно, там еще смайлик стоял, иначе я бы не парилась с ответом: ЧТО БЫ ты знал, каждый раз, когда я тебе пишу, у меня подламываются пальцы, поэтому я делаю ашыбки!

Ашыбки потом еще жили с нами, как домашний питомец, как аквариумные рыбки.

Наконец настал день, когда мы открыли нашу кофейню. Еще оставались кое-какие недоделки, так что открытие прошло без всяких церемоний. Просто в одно августовское утро мы вынесли столики на улицу, раскрыли зонт сливочного цвета и встали за барную стойку. На мне было красивое платье, такое “маленькое черное”, как обычно говорят. Мы с Яником переминались с ноги на ногу и смотрели через витрину на улицу, наблюдая за людьми, которые прохаживались по площади. Иногда кто-то притормаживал у нашей кофейни, заглядывал через стекло, кто-то даже подумывал войти, но на этом интерес к нашему заведению заканчивался. Через витрину к нам просачивался утренний свет, и тени в пустынной кофейне потихоньку перемещались справа налево. На столиках стояли свежие цветы и роняли пыльцу в бороздки на дубовых столешницах. В динамиках фоном играла музыка. Потом в кофейню влетела муха.

– Сыграем в крестики-нолики? – предложила я.

– Я бы выпил капучино.

Кофе мы закупали у итальянского обжарщика, семейной фирмы “Дерсут” из провинции Тревизо. Мы брали у них стопроцентную арабику с привкусом шоколада и поджаренного хлеба. Мне нравился этот кофе, а Яник все пил свое любимое капучино, так что его даже не спрашивайте.

Когда торгпред “Дерсута” впервые заявился к нам, я насторожилась. Мы уже общались с торгпредами местного пивоваренного завода, “Кофолы”[98] и разными винными дистрибьюторами, но этот мужичок был совсем другого пошиба. Одет в спецовку, редкие длинные волосы, трех передних зубов не хватает.

Почему он был так одет, выяснилось в процессе, когда он взялся за чистку кофемашины. “Ну-ка, посмотрим на нашу голубушку”, – прошепелявил он и часа полтора раздавал мне поручения, как будто я была его помощницей. Он больше напоминал автомеханика, чем торгпреда, и казалось, будто кофемашина – это его любимая игрушка. У “Дерсута” в Чехии мало представителей, так что этому постаревшему хиппи, видимо, приходилось заниматься всем сразу – подробно рассказывать про двойную систему обжарки кофейных зерен, трепаться про благородные ароматы кофе и, наконец, демонстрировать отдельные пункты из инструкции “Дзен и искусство обслуживания кофемашины”, как выразился Яник, который наблюдал за нами со стороны.

Под занавес мужичок не удержался и приготовил нам три ристретто. Открыл новую упаковку кофе, принюхался, достал из коробки фирменные желто-синие чашки, которые делают честь итальянским дизайнерам, улыбнулся своей щербатой улыбкой и предложил: “Ну что, попробуем подоить это чудо-юдо?” Потом он еще поменял настройки у кофемолки – видимо, подладил под атмосферное давление, – набил свежим помолом рожок, нацепил его на вычищенную голубушку, и она где-то полминуты экстрагировала кофе. Только после этого мы сели за столик, чтобы обсудить дела. “Извините, я сегодня не при параде, – начал он, как будто бы пришел минуту назад, – но кофемашина – это сердце кофейни, и вашей пожилой итальянке требовался кардиолог”.

В первый день с момента открытия прошло часа полтора, прежде чем у нас появилась первая посетительница. Она обвела кофейню взглядом и, поколебавшись, села за столик. У меня аж сердце подпрыгнуло. Мы с Яником стояли за барной стойкой и подталкивали друг друга локтями, тихо споря, кто пойдет принимать заказ. В итоге Яник направился к посетительнице, которая заказала лунго, но Яник на обратном пути успел забыть, с молоком или без. Так что я на всякий случай поставила на поднос металлический молочник.

Я чувствовала себя как рыба в воде – все-таки опыт работы в бистро “Франц” не прошел даром, – а вот