А вчера… Вчера мне дали понять, как может быть по-другому. Когда мужчине не все равно. А потом еще раз дали понять. А ближе к утру, когда я почти успела задремать, – снова.

Но хорошо было вчера. А сегодня утром было плохо. И тоже очень.

Странные отношения. Действительно, честные и прозрачные. Но… какие-то уж слишком. Неужели нельзя засунуть свою прямолинейность себе под несуществующий хвост? Проглотить родовую гордость и лично смести пыль? Влезть в мои мысли хоть раз тогда, когда это действительно нужно?

«Прибери, Олеся»

«Это твоя работа, Олеся»

«У тебя контракт, Олеся, он подразумевает обязанности»

Олеся, Олеся, Олеся…

Комок скользнул в горло и там застрял.

Бесчувственный чурбан! Сухарь! Кирпич!

Где-то поблизости, в трескучем морозном тумане, скрипнули шины, хлопнула дверь авто.

Что-то темное и большое приземлилось на лавку рядом со мной. Щелкнула зажигалка, и меня обдало табачным дымом. Я удивленно скосила в сторону заплаканные глаза. Это кто такой наглый? В парке полно свободных мест! И ошеломленно застыла.

Рядом сидел очень хмурый черт. Он курил, глядя строго перед собой, полностью погруженный в процесс. Меня будто и не замечал. Кора на клене напротив была ему куда интересней.

– Завтра я найду новую помощницу, если тебя так смущает уборка, – едва шевеля губами, пробормотал Даррел. – Она будет приходить по утрам трижды в неделю, приводить квартиру в порядок и уходить.

Я не сразу ответила. Все еще переваривала его внезапное явление. Второй раз за все время видела его с сигаретой. Это точно не была случайность: Дар приехал за мной. Выходит, что? Что я ему хоть немного, но нужна? Что он ко мне все-таки привязался?

– Привязался, – пробубнил черт в сигарету. – Но те шесть процентов, оккупированных твоими вездесущими тараканами, рано или поздно меня добьют. Еще раз говорю: вопрос с уборкой мы решим.

– Уборка меня не смущает, Дар! – слишком уж эмоционально воспротивилась я. Не надо нам никаких «новых помощниц»! – Но ты мог дать мне сходить в душ. Потерпеть еще полчаса и подождать, пока я сама уберу, без твоего напоминания. Или хотя бы сказать «пожалуйста», – прохрипела, с трудом распознавая его за слезами. Глаза будто клеенкой обернули – такое мутное все было вокруг. – Люди… нормальные… они так говорят.

– Что говорят?

Черт скосил на меня глаза, показавшиеся какими-то бесцветными. А где гневное золото? А привычные, яркие изумруды?

– «Пожалуйста», Дар. Это и есть те странные игры, в которые играют люди, не заключающие контрактов на отношения. Да, они не договариваются заранее о том, кто кому и что должен. Они просят, когда им что-то нужно. А не унижают приказами!

– Это не было ни унижением, ни приказом, – сильнее нахмурился Дрейк. – Ты увидела то, что захотела. Я лишь попросил тебя выполнить свою работу. Я умею разграничивать личное и профессиональное.

– Да ну? То-то ты зубами скрежещешь, когда говоришь по телефону с Алексеем Нико… с Лексом.

– Это другое, – буркнул черт сердито. – Нашему с ним спору более тридцати лет. Нет в мире существа, которое я ненавидел бы сильнее. От этого сложно откреститься, но даже я делаю над собой усилие и выполняю свою работу. А ты, кстати, могла отказаться.

– Могла? – прохрипела удивленно. – Ты лишил меня возможности сказать «нет»!

– Разве лишил? – черт «недоуменно» приподнял бровь. – Она все еще при тебе. Просто имеет свою цену. У тебя есть выбор, Олеся. И всегда был.

– Чтобы ты снова продлил контракт, и я осталась рядом с тобой еще на три месяца?

– А тебе так плохо? Рядом со мной?

Я смутилась и растерянно подняла глаза. Дар смотрел серьезно. Хмурился, ждал ответа.

– Нет, – я шумно втянула ноздрями морозный воздух. Выдохнула. Покусала губу. И побежденно признала: – По большей части хорошо. Временами даже очень, – и, заметив наплывающее на его лицо самодовольство, поспешно добавила: – Но это не отменяет того, что порой ты ведешь себя, как…

– Как кто?

– Как самовлюбленный, высокомерный, эгоистичный, избалованный, дурно воспитанный черт! – протараторила залпом на одном дыхании.

– Сколько лестных характеристик, – криво ухмыльнулся Даррел и, затушив, отбросил сигарету в урну. – Раз уж мы все равно здесь, пойдем… Заберем оставшиеся вещи.

– Это еще зачем?

– Пары штанов и футболок тебе явно не хватает, чтобы ощущать себя как дома.

– Я не дома. Я в душевном рабстве, – ворчливо напомнила рабовладельцу, но все же поднялась с лавки и, схватившись за предложенную руку, потопала к общежитию.

– Одно другого не исключает, – хмыкнул несносный черт.

***

Дар не позволил мне участвовать в процессе. Сам вытащил из-под кровати вторую сумку и покидал в нее вещи, которые, на его суровый мужской взгляд, могли скрасить мне жизнь в чужой квартире. Последней вытряхнул из ящика заначку новенького кружевного белья – еще ни разу не использованного, с бирочками – и аккуратно переложил поверх плюшевой толстовки и семейного фотоальбома. Вероятно, чтобы скрасить жизнь самому себе. И ведь знал, гад, где искать!

– Прогуляемся? – он перекинул сумку через плечо и сунул мне в руки голубую вязаную шапку с белым меховым помпоном. Весьма дурацкую на вид, но очень теплую. – Надень.

Равнодушно миновав горестно вздохнувшую Илону Ралиевну, он за локоток потянул меня к тропинке, ведущей в административный корпус.

– Ты убеждена, что я у тебя все забрал, Олеся. Не буду спорить: я поспособствовал, – объяснял по пути черт. – Но взамен хочу тебе кое-что дать.

– Что?

– Ты спрашивала, кто из девушек вчера отказался, – он завел меня за дерево и кивком головы указал вперед.

На лавке сидела Милана. Одна, что уже удивительно, и какая-то подозрительно грустная.

– Вынужден признать, что у Ивлевой есть шанс. Точнее, он будет, если в ее жизнь вернешься ты, – продолжил черт и приобнял меня со спины. – Она связалась с дурной компанией и заблудилась, но сильно запачкаться не успела. Теперь ей нужен человек, который покажет правильный путь и станет тащить к свету. Полагаю, это занятие будет тебе по нраву. Ты же любишь о ком-то заботиться? Так выбери себе достойный объект.

– Зачем это тебе? – растерянно прошептала в чертову щеку, покрытую недельной порослью. – Чтобы я кого-то тянула к свету?

– Я уже говорил, Олеся, – добро и зло очень относительны. То, что одному кажется даром, другому видится наказанием. Чьи-то желания и свободы всегда ущемляются. Мой мотив, разумеется, корыстен.

– Ну и каков твой мотив?

– Я эгоист. Думаю, по большей части, о собственном комфорте. Это нормально, – признался Даррел. – Но, как вдруг выяснилось недавно, для моего комфорта… кхм… мне важно видеть тебя счастливой. Самому странно, веришь? Такого со мной еще не бывало. Меня редко волнуют интересы и проблемы других.