Он испытывал непреодолимое желание быть со своими товарищами, сражаться на их стороне, вдали от военных и политических штабных кабинетов и гостиных, где важные приказы выигрываются нужным словом в подходящем месте, небольшой лестью и интригами. Он знал, что Распеги не без труда сумел получить командование парашютным полком — и надеялся присоединиться к нему. Он не смел признаться себе, что присутствие Клод стало для него в тягость, несмотря на её теперешние неуклюжие попытки сблизиться с ним через его друзей. Дважды она развлекала Гитте Гольдшмидт, которая, по слухам, была «маленькой невестой» Эсклавье, и снова была в хороших отношениях с Жанин Марендель. Но за всеми этими манёврами Жак обнаружил духовника жены — отца де ла Фаржьера.

— Так что, всё в порядке, Глатиньи? Хорошо. Буден, запиши: «Ждёт назначения». Впервые в жизни моим штабным офицером будет выпускник академии генштаба. А что насчёт тебя, Эсклавье?

— У меня остались ещё три недели отпуска.

— Можешь взять их позже. Буден, запиши: «Капитан Эсклавье по собственному прошению возвращается в свою часть на следующей неделе».

— Что за часть?

— Десятый парашютный полк, в настоящее время размещённый в Сосновом лагере близ города Алжир. Буафёрас?

— Вчера я планировал уволиться из армии, чтобы возглавить страховую компанию.

— Ты подал заявление об увольнении?

— Пока нет.

— Тогда держи его при себе. В Алжире мы собираемся вести ту самую революционную войну, о которой ты мне все уши прожужжал — будем использовать то, чему научились у вьетов, и то, чему тебя научили китайцы. Будешь моим офицером разведки.

Буафёрас получил письмо от Пасфёро, который приехал в Алжир три недели назад. Он помнил из него целые отрывки:

Восстание отнюдь не сдерживается; напротив, распространяется, поскольку ежедневно находит новую поддержку в нерешительности правительства и неспособности военных организоваться для эффективной борьбы с герильей. Французы отвергают все реформы, мусульмане требуют их… Но меня беспокоит реальная обстановка этой войны — удивительно похоже на Индокитай. И снова мы сталкиваемся с ключевым словом, которое будоражит массы и в конечном итоге толкает их к коммунизму — «независимость».

Эта война уже становится всё более безжалостной и дикой, благодаря жестокому, страстному, чувственному темпераменту араба, а также и черноногого[136], который похож на него хотя бы своей бравадой и отношением к женщинам… У меня нет никаких новостей от Жанин…

— Ну, Буафёрас?

— Я с вами, господин полковник.

— Запиши это, Буден. Итак, теперь Марендель. Я должен прежде всего поздравить тебя с повышением и Военным крестом[137]. Но, поверь мне, получить их для тебя было непросто. В УЛСА[138] сидит мелкий говнюк, который сделал в твоём личном деле пометку: «Подозревается в коммунизме». По этой причине я решил назначить тебя политкомиссаром полка. Конечно, мы найдём для этого другое название, поскольку уставом оно не предусмотрено, но именно это будет твоей работой. Согласен? Запиши, Буден.

— Смогут ли наши жёны приехать в Алжир, господин полковник?

— Нет.

— Устав это позволяет.

— Мы собираемся вести войну вне всяких уставов. Ты в самом деле так сильно хочешь, чтобы твоя жена приехала в Алжир?

Вопрос поразил Маренделя, как удар в лицо. Нет, он вовсе не хотел этого, не хотел продолжать этот фальшивый брак. Его любовь умерла. Но Ив не сердился ни на Пасфёро, ни на Жанин. Всё было кончено. И должно было уладиться само собой. Ему хотелось бы немедленно уйти и больше не разыгрывать эту ужасную комедию. Товарищи относились к нему с большой дружбой, любовью и пониманием. Слёзы навернулись ему на глаза, и он высморкался.

— Пиньер? — осведомился полковник.

— Абсолютно никаких проблем, но я думаю, что собираюсь жениться.

— Подождёшь! Орсини?

— Я хотел бы уехать прямо сейчас. Проиграл в покер кучу денег. Последнюю неделю живу у Леруа.

— Буден разберётся с этим. А что насчёт тебя, Леруа?

— Я бы хотел уехать с Орсини. В Париже у меня есть брат и невестка, и они надоели мне до слёз, как и кино с ночными клубами — я потерял вкус к девушкам и плохо сплю, а ещё у меня плохое пищеварение и спазмы в желудке, когда выпиваю слишком много.

— Будешь в Алжире на следующей неделе. И восстановишь свой вкус к выпивке и девушкам. А что ты, Мерль?

— Я демобилизован, господин полковник, я гражданское лицо, абсолютно гражданское. Я переоделся солдатом, потому что вы попросили, но если полицейский захочет посмотреть мои документы, он может арестовать меня за незаконное ношение формы.

— Буден, проследи, чтобы он заполнил форму повторной вербовки, прежде чем мы уйдём.

— Но…

— Но что?

— Я совсем не уверен, что хочу снова идти в армию.

— У тебя какие-то другие планы?

— Нет.

— Тогда не морочь мне голову. В качестве военврача у нас будет Диа, у меня в кармане его перевод, и я думаю, что смогу собрать около двадцати сержантов из моего старого батальона. Пока решаются несколько административных вопросов, — продолжил Распеги, — Теперь я введу вас в курс дела. Меня только что назначили командовать Десятым колониальным парашютным полком — самой бесполезной кучкой солдат во всей французской армии, отбросами всех других парашютных частей. И это ещё не все! Они только что отправили к нам триста резервистов, которые устроили бунт, чтобы не отправляться в Алжир. Излишне говорить, что никто из них не обучен прыгать с парашютом. Можете сами представить какой моральный дух царит в Сосновом лагере. В благодарность за то, что я принял этот подарочек, мне разрешии взять с собой пятерых офицеров по собственному выбору. Я беру десять, вы десять, и восемь унтер-офицеров — я взял их двадцать. Через три месяца Десятый колониальный парашютный полк станет лучшим подразделением французской армии.

— Мятежники, — сказал Буден, в унынии закатывая большие глаза.

— Мятежники не так уж плохи, как это всё.

— Как ты собираешься брать их под контроль?

— Этим.

Распеги вытащил из кармана странную каскетку из камуфляжного материала и надел её на голову. Козырёк торчал надо лбом, как птичий клюв, а сзади двумя складками, будто фалды рубашки, свисал «хвост».

— Омерзительно, — сказал Эсклавье.

— Конечно это омерзительно. Знаешь, это твой зять подал мне идею. Да, мы обсуждали евреев и «жёлтую звезду». Наши солдаты будут отличаться от всех прочих, потому что на них будут надеты эти нелепые головные уборы. Их будут высмеивать, значит, им придётся высоко держать голову — они сплотятся вокруг нас и будут сражаться ещё лучше.

— Довольно здравое рассуждение, — заметил Буафёрас.

— Я приобрёл тысячу двести таких каскеток.

— Кто будет за них платить? — Буден застонал, вскидывая руки в воздух. — Отдел снабжения